Я уже давно не удивляюсь, когда пациенты приходят с жалобами, которые звучат как метафоры. «Мне тяжело», «Я себя не узнаю», «Что-то внутри изменилось» — всё это не просто слова. Это сигналы тела. И я умею их слушать. Но когда зашла она, я на секунду замялся.
— Привет, Сашенька, — сказала мама, улыбнувшись уголками губ. — Не откажи родной маме в приёме без очереди.
Она поцеловала меня в щёку, оставив лёгкий запах духов — старые, знакомые ещё с детства ноты жасмина и берёзового дёгтя. Я кивнул, сделал вид, что проверяю журнал записей, хотя сердце стукнуло чуть быстрее. Она была одета просто: светлый свитер с V-вырезом, плотные брюки и туфли на невысоком каблуке. Но её грудь — мягкая, объёмная, почти как две округлые волны — вырисовывалась под тканью слишком явно. Я помнил этот силуэт с тех пор, как был ребёнком. Только раньше я не задумывался о том, как она двигается, как садится, как вздыхает.
— Что тебя тревожит? — спросил я, стараясь говорить профессионально.
Она немного помялась, провела рукой по волосам — короткие, аккуратно покрашены в шоколадный цвет.
— Я чувствую себя странно. Усталость, раздражительность, потливость... и грудь болит. Особенно по утрам.
Я кивнул, достал блокнот.
— Молочные желёзы? Болезненность равномерная или локальная?
— Равномерная, — ответила она, слегка сжав плечи. — Будто давление внутри. Тянет. Как будто снова беременная.
Я почувствовал, как внутри мелькнула странная мысль. Мгновенная. Неуместная. Я отогнал её.
— Проверим гормональный фон. Может быть, климакс начался раньше времени. Или стресс влияет. Но чтобы понять точнее, мне нужно осмотреть молочные железы.
Она кивнула, немного смущённо посмотрела на дверь, потом обратно на меня.
— Ну ты же мой сын, правда? — улыбнулась она. — Тебе-то уж точно можно.
Я тоже улыбнулся, но внутри стало жарко.
— Конечно. Только прошу, сними верхнюю одежду. Оставайся в лифчике. Я должен оценить симметрию, структуру тканей.
Она медленно расстегнула свитер, стянула его с плеч. Лифчик — плотный, поддерживающий, белый. Он не скрывал формы, а скорее подчеркивал их — округлые, мягкие, чуть обвисшие с возрастом, но всё ещё соблазнительно полные. Я заметил, как они поднялись, когда она глубже вздохнула.
— Дыши спокойно, — сказал я, подходя ближе. — Сейчас я проведу пальпацию.
Мои руки коснулись её груди. Холодными перчатками. Медленно, аккуратно. Я искал уплотнения, болевые точки. А она чуть сжала плечи, закусила губу.
— Больно? — спросил я.
— Нет... просто щекотно, — произнесла она тихо. — Ты такой внимательный. Всегда был.
Я не ответил. Только продолжил осмотр. И в какой-то момент понял: между нами больше не только связь матери и сына. Есть ещё что-то. То, что нельзя назвать вслух. Но что начинает работать как гормон. Медленно. Безвозвратно. Продолжилось все при втором визите.
— Ты точно не против, что я снова к тебе записалась? — спросила она, входя в кабинет.
Я посмотрел на неё через стол. Сегодня она была одета чуть смелее: платье с глубоким вырезом, тонкие бретельки, плотная юбка, подчёркивающая бёдра. Волосы собраны в высокий пучок, шея открыта. Я заметил, как она слегка надушилась.
— Мам, ты всегда можешь прийти, — ответил я, стараясь говорить ровно. — Тем более, я получил результаты анализов. Мне нужно обсудить с тобой кое-что важное.
Она села напротив, закинув ногу на ногу. Колготки чуть блестели. Я отвёл взгляд.
— Что с гормонами?
— Есть небольшой дисбаланс, — сказал я, доставая бумаги. — Эстроген повышен, тестостерон немного ниже нормы. Возможно, это начало климакса. Или стресс влияет. Но есть и другие факторы.
— Например?
— Психосоматика. Эмоциональное состояние. Стресс. Иногда организм реагирует на внутренние конфликты физиологически.
Она улыбнулась.
— Ты меня психологом хочешь стать?
— Только если это поможет, — произнёс я серьёзно.
Она немного помолчала, потом вздохнула.
— Я сама не понимаю себя последнее время. Как будто внутри всё перевернулось. Грудь болит, сон плохой... даже аппетит стал странный.
— Аппетит?
— Не еды. Чего-то другого.
Я почувствовал, как внутри мелькнуло что-то горячее. Мысли стали медленными, но настойчивыми. Я чувствовал её запах. Её присутствие. Её голос, чуть хрипловатый, почти интимный.
— Может быть, тебе нужен курс поддерживающей терапии, — сказал я, стараясь вернуть разговор в рамки. — Я могу назначить тебе домашние процедуры. Тепло, массаж, расслабление.
— Дома?
— Да. Если ты мне доверяешь, я могу прийти. Посмотреть, как ты выполняешь упражнения. Убедиться, что всё правильно.
Она посмотрела на меня долго. Без улыбки. Только глаза — тёмные, внимательные, чуть расширившиеся.
— Ты правда хочешь этим заняться? — спросила она тихо.
— Хочу, — ответил я, не отводя взгляда.
И тогда она кивнула.
— Тогда приходи завтра. После работы.
На следующий вечер я вошёл в её квартиру, чувствуя, как сердце бьётся быстрее обычного. Я вошёл в её квартиру, и сразу ощутил другую атмосферу. Не стерильную, как в кабинете, а тёплую, домашнюю, с запахом лаванды и чего-то сладкого — может быть, чай или духи. Она ждала меня в гостиной, сидя на диване. На ней был халат — плотный, шелковый, чуть распахнутый у шеи, так что виднелся край лифчика. Тот же, что и на первом приёме. Белый. Плотно обтягивающий.
— Прости, я не переодевалась, — сказала она, немного смущённо улыбнувшись. — Просто мне было... не до того.
— Ничего страшного, — ответил я, повесив плащ на вешалку. — Я принёс всё необходимое.
Из сумки я достал массажное масло, грелку и несколько эластичных повязок для компрессов. Она смотрела на меня, как будто ждала чего-то. Или боялась.
— Сними халат, — сказал я. — Оставайся в нижнем белье. Мне нужно провести терапевтический массаж молочных желёз. Это поможет снять напряжение.
Она замялась, но потом кивнула и медленно встала. Халат соскользнул с плеч, обнажая округлые формы. Её грудь была такой же, как тогда — мягкая, полная, пятого размера. Только теперь мы были одни. Без стен кабинета. Без строгих правил.
— Ложись, — попросил я, раскладывая полотенце на кровати.
Она послушно легла. Живот вниз. Голову повернула в сторону. Я почувствовал, как сердце заколотилось быстрее. Руки начали движение. Медленно, круговыми движениями, я наносил масло на спину, двигаясь к плечам, к лопаткам, к шее. Она вздохнула. Глубоко. Почти стон.
— Не слишком сильно давлю? — спросил я.
— Нет... — прошептала она. — Наоборот. Совсем не сильно.
Я опустил руки ниже, к пояснице, потом положил ее на спину, затем перешёл к груди. Аккуратно. Сначала по внешнему контуру, потом ближе к центру. Лифчик был внизу, почти на талии, и кожа под моими ладонями дышала жаром. Она начала дышать чаще.
— Сашенька... — произнесла она тихо. — Почему ты такой внимательный ко мне?
— Потому что ты мне дорога, — ответил я, хотя понимал: это уже не только материнская любовь.
Мои руки нашли соски. Они затвердели. Я чувствовал, как она задержала дыхание. Как напряглись мышцы. Как всё внутри нас начало меняться.
— Может, хватит? — прошептала она, но не оттолкнула меня.
— Нет, — сказал я, склоняясь ближе. — Мы только начинаем.
Руки вели себя строго по инструкции — пальпация молочных желёз, проверка лимфатических узлов, оценка состояния тканей. Я работал с профессиональной дистанцией, но каждый прикосновение сопровождалось внутренним трепетом, который я не мог контролировать.
— Ты чувствуешь боль здесь? — спросил я, слегка надавливая чуть ниже ключицы.
— Нет... но какое-то давление, — ответила она, чуть задохнувшись.
Я кивнул, хотя знал: это не физическое давление. Это эмоциональное. Или даже химическое. Гормоны действительно играли, но не только в её организме.
— А здесь?
— Там тоже... как будто внутри всё горит.
Я опустил взгляд. Её соски были твёрдыми. Маленькими камешками под ладонью. Она не говорила об этом. Не просила прекратить. Только дышала глубже, быстрее, будто ей не хватало воздуха.
— У тебя учащённый пульс, — заметил я, прикладывая пальцы к запястью. — Ты волнуешься?
Она замялась.
— Не знаю... Просто ты такой внимательный. Такой... близкий. Иногда мне кажется, что ты больше не мой сын. А кто-то другой.
Я замер. Слова повисли в воздухе, как пауза перед ударом грома.
— Я всегда буду твоим сыном, — сказал я тихо. — Но иногда... врач должен быть ближе, чем родной человек.
Она перевела дыхание и закрыла глаза. Ресницы дрожали. Лицо стало мягким, почти уязвимым.
— Продолжай, — прошептала она. — Мне нужно понять, что со мной не так.
Я продолжил. Медленно, осторожно. Перешёл к нижней части груди, аккуратно провёл ладонями по рёбрам, проверяя подвижность тканей. Она вздохнула, чуть прогнувшись в пояснице, будто невольно стремясь к большему контакту.
— Лежи спокойно, — сказал я, хотя сам был далеко не спокоен.
Мои пальцы нашли уплотнение — совсем небольшое, почти неощутимое. Я замер.
