Утро началось с нежного света, просачивающегося сквозь тонкий материал палатки. Воздух был прохладным, но внутри спальника — тепло и влажно от тел, переплетённых в уютном молчании. Роза лежала на боку, прижавшись к спине Максима, её рука обвивала его грудь, а нога чуть приподнята, касаясь его бедра. Её грудь мягко прилипала к его коже, ещё влажной от ночного пота. Она чувствовала его член, покоящийся между бёдрами, мягкий, но горячий, словно помнил, что делалось этой ночью.
Герман лежал рядом. Его член тоже отдыхал, но он помнил, как глубоко входил в плоть сына, как тот стонал, сжимаясь вокруг него. Он не мог поверить, что это стало реальностью — что они теперь так близки, так интимны, что границы стали размыты.
Максим первым пошевелился. Он медленно потянулся, ощущая приятную боль в пояснице, в ягодицах, в теле, которое теперь знало вкус настоящего удовольствия. Он чувствовал тепло Розы позади себя, её дыхание на шее, её грудь, прижатую к его лопаткам. А перед собой — тело отца, тяжесть его руки, уверенность его объятия.