Псих
ПРОЛОГ
Большую часть жизни я провёл здесь. В комнате с радугой и медсестрами. Пялясь в окно, где пролетали дни, месяцы, годы.
Как это было? — Я точно не помню, как оказался тут. Не помню ни дня, проведенного здесь, будто мне закрыли глаза и поместили в машину времени.
И вот мне уже 18 лет. Скоро меня отправят домой. Они больше не могут держать меня здесь, ибо тут живут только несовершеннолетние. Скоро я вернусь туда, где все началось.
К семье? — О да. Моя семья, точнее моя мать. Не помню отца, да и нужно ли? Помню лишь старого безумца, — деда, отца моей матери.
Начиная вспомнить что было раньше, мои воспоминания обрываются, путаются, я не помню мотивов или причин. Помню лишь ощущения, чувства.
12 лет назад:
Моя мать никогда не была праведной или пристойной женщиной.
Я жил будто на задворках, где мою кровать всегда занимал кто-то другой. По типу дяди Валеры, огромного отставного советского прапора. Или дяди Серёжи — тучного человека в наколках и «огромной колбасой» между ног, как говорила мне мать.
Сколько их было? — Даже не могу сосчитать. Она «дружила» с ними со всеми, как она говорила, когда я в очередной раз прибегал на её крики, стоны и вопли.
Порой они все хотели «дружить» со мной, и некоторым из них это даже удалось.
А моя мать, она ненавидела меня, у меня не было «большой колбасы» между ног, да и был я хлюпиком, зажатым, необщительным, витающим в своём маленьком мирке. Она строго наказывала меня за любую провинность, не зная жалости: раздевала до гола и засовывала в меня различные предметы, попутно сдавливая мою «жалкую сосиску».
Моё отношение к ней? — Она была для меня не матерью, но богом. Она была невероятно красивой. Именно за привлекательную двадцатидвухлетнюю красотку с золотистыми кудрями и большой грудью с ней и «дружили» все эти люди.
А потом пришли другие, в белых халатах и страшных масках, они сказали, что мне нужно будет уехать на пару дней. Которые затянулись на 10 с лишнем лет...
ГЛАВА I. Возвращение
Стоило ли ждать, что кто встреть у ворот? Или что по приезде, кто-то будет ждать в дверях? — Нет.
Добравшись до своего маленького глухого ПГТ и поднявшись на третий и последний этаж, я осмотрел знакомые стены подъезда. Пройдя мимо лестницы на чердак, я невольно вспомнил как порой прятался там от горячей руки нового маминого ухажёра.
Позвонив дважды в деревянную старую дверь. В проходе показался щуплый пятидесятилетний мужик. Вид его вызывал не то жалость и не сожаления. Одет был скудно, трусы-семейники и заблёванная футболка, на лице виднелись отметины от кулаков.
— Че надо? — спросил он. А я, казалось, хотел ответить, что ошибся квартирой, но нет.
— Я тут живу! — неловко сказал я, увидев в проходе косое лицо матери. Она выглядывала из-за его спины. Она ненароком посмотрела на меня, будто не узнавая.
— Чё блять? — внезапно сказал мужик и пошёл на меня.
— Погоди, — тихо почти шепотом вырвалось из матери. Она подошла быстрее, и встав перед ним, приблизившись ко мне.
На её лице и руках виднелись ссадины, когда-то первая красавица двора больше всего походила на бомжеватую алкоголичку. В свои 32 года выглядела на 45. Но что осталось неизменённым, так это её золотистые волосы, показавшиеся спустя столько лет ещё пышнее.
Она осмотрела меня с ног до головы.
— Это ты, — пробурчала она.
— Чё блять? — опять завёлся мужик, оттолкнув мать в сторону.
— Это мой сын. — почти без радости ответила мать. Поправив вид, она придержала мужика, и подойдя ко мне спросила на долго ли я приехал. Поняв, что навсегда сморщила лицо. Увидев чемодан, тут же спросила если у меня еда или водка. Не получив положительного ответа, она, развернувшись побрела в квартиру.
— Вот поганец, опять…ик…расстраивает меня.
Я прошёл мимо мужика и переступив через порог оказался в том самом доме, что был 10 лет назад. Все в грязи, в плесени и мусоре, не то, что в было в комнате с радугой.
Из трёх комнат, две были заселены постояльцами (Михаилом того, что я встретил на пороге и Григорием, он был бывшим дальнобоем и еле помещался в дверном проёме). В третьей обитала мать.
Время спустя я понял, что оба постояльца по ночам навещали мою маму и вновь и слышались звуки «дружбы». Мне же не оставалось ничего лишь как спать на раскладушке на кухне у балкона, где каждый день мог видеть ту самую радугу.
Шло время, мамины друзья на меня внимания почти не обращали, а я старался не попадаться им на пути, но постоянно везти не могло…
Как-то раз, Григорий выиграл в лотереи и купил на всех три бутылки водки. И хотя алкоголь я не любил, не смотря на мои отказы, за малоприятными разговорами о чести, мне пришлось выпить два стакана. Что и увидела мать. Она пришла в бешенство, которое по силе свой не сравнится ни с чем, что я мог видеть до этого.
Опишу кратко себя. Метр восемьдесят, но худой как лист. Пресса нет, да и мышц тоже, короткая стрижка, не красивый и особо не привлекательный. Весь в деда.
Мать схватила меня и вытолкнула в другую комнату, не смотря на уговоры её друзей по типу «пусть пьёт!». Она повалила меня на пол и стала бить ногами по животу, называя меня последним человеком и дураком.
Затем перевернув, она приказала мне встать на колени, прислонившись к старому прожжённому креслу.
Схватив ремень одного из своих друзей и оголив мои тощие ягодицы. Мать пришла в изумление. «Ты убожество» — сыпала она ругательствами. Замахнувшись, по моему телу прошло жжение, затем ещё одно и ещё. Мать полосовала меня ремнём. Хотя и был на две головы её выше, но кричал и плакал как маленький ребёнок.
Выпоров меня около 15 раз, она бросила ремень в сторону. Приказав в зубах притащить его обратно. Я какое-то время лежал на полу, не в сила прийти в себя.
Этот случай окончил мою спокойную жизнь. Григорий и Михаил стали пользоваться моей невозможностью дать отпор. Григорий часто запирал меня в ванне, заставляя делать ему массаж, в т.ч. и простаты. А Михаил, как и мать любил полосовать своим ремнём в том числе и по моим больным местам, в области гениталий.
Наконец в один из дней, мать с чего-то решила, что последний бутерброд со стола стащил именно я. Не найдя меня по комнатам, она забралась на чердак, где я обустроил себе домик, в виде шатра.
— Ты совсем…ик, охуел? — не разборчиво сказала она. Она была пьяная, как и почти всегда. Я сидел молча не понимая, о чем идёт речь. Она схватила натянутый мною шатёр и сломала его, раскидав по сторонам мои укрепления, сев на стул, который был мой импровизированной башней.
— Что ты молчишь?! — рявкнула она на меня, допивая бутылку и закашлявшись. Я без реакции смотрел на это. Она вытянула ноги, с командой «целуй!».
Я был готов? — я думал так она станет добрее, я стал аккуратно целовать её голые ноги (она была в шортах), облизывая её пальчики.
Она лишь громко рассмеялась.
— Ты ничтожество! Тварь! — сказав это, она ударила ногой мне по лицу. Я упал и снова захныкал.
— Боже… — она перевернула меня и снова поставив на колени, сняла мои штаны, оголив мою задницу, она, прицелившись ударила передним концом туфли прямо по моей коричневой дырочке.
— Ааа, — закричал я, попытавшись встать. Но мать прижала меня другой ногой, наступив ниже шеи. Осушив полностью бутылку, она без разговоров вставила горлышко бутылки прямо мне в задний проход.
Я пыхтел как паровоз, сдавливая зубы, не смея вновь кричать. По моему лицу лились слёзы.
Когда она просунула бутылку дальше в глубь, я начал молить её, я больше не мог этого выдержать. Но её было всё равно, я видел, как она улыбалась, ей было приятно, когда я был готов умереть прямо сейчас, в эту минуту.
Что-то изменилось? — Ровно в тот момент, я задумался. А что, если дело не во мне? А что, если дело в моей маме? Что если она делает что-то не правильное? Это кардинально перевернуло во мне все.
Для меня это было точкой невозврата…
Наконец ей надоело, и она достала бутылку. Она вся была в моих фекалиях.
— Гадость, — произнесла мать. Поднеся бутылку к моему лицу. — Ешь!
Не знаю как, но я нашёл в себе силы встать, хотя попа очень болела так же, как и внизу живота.
— Не-нет. — внезапно издал я. Она непонимающе посмотрела на меня.
Тут же я ударил её по лицу ребром ладони. Из её носа потела кровь. Ещё удар, уже ладонью, по её щеке. Она тут же упала, выронив бутылку.
Я такой сильный. Я чувствовал себя суперменом. Пришло время поквитаться с обидчиками.
Спустившись с чердака, я вошёл в квартиру.
Дойдя до кухни, я заметил сидящего ко мне лицом полуголого Михаила, он был в одним семейниках.
— Че блять? — вырвалось из него. И только в этот момент я понял, что не надел обратно штаны.
Я быстро подошёл к нему с бутылкой, которая была у матери, замахнулся, и ударив чуть выше лба. Огромный, размером с шкаф, Михаил нырнул лицом в стол.
В моей бывшей комнате, которую сейчас занимал Григорий, я нашёл и его самого и его ремень, подойдя сзади на цыпочках я накинул ремень на его шею и сжал. Я думал, что проиграю эту схватку, но подвыпивший Григорий не мог оказать мне сильного сопротивления и тут же упал.
Я Геракл! Я геркулес! Я терминатор! — думал я.
Перетащив Григория на кухню, я изобразил что-то нечто похожее на тайную вечерю, только на наш отечественный лад: двое пили, один другого задушил, но тоже огрёб, оба померли.
