***
Лиза тихо прикрыла за собой входную дверь, стряхивая с волос мелкие капли дождя. Дом встретил её привычным запахом ужина, но в воздухе витало что-то ещё — напряжение, густое, как перед скандалом. Она скинула кеды, бросила рюкзак у порога и замерла, услышав громкие, словно лающие голоса с кухни. Сердце ёкнуло: такие звуки в их доме были редкостью.
Она прокралась ближе, стараясь не скрипнуть половицами. На кухне разворачивалась настоящая драма. Мать, с покрасневшим лицом и растрёпанными волосами, стояла у плиты, яростно размахивая деревянной ложкой, словно дирижёр трагической симфонии. Её голос дрожал от гнева и отчаяния:
— Как можно было быть такой дурой, Надежда?! Почему обязательно нужно совершить все ошибки, какие только есть в этой жизни?! — Она швырнула ложку на стол, и та звякнула о фарфоровую миску. — А как же твоя учёба? Институт? Ты хоть понимаешь, что ты натворила?
Надежда, старшая сестра Лизы, сидела за столом, уткнувшись взглядом в свои ладони. Её пышные формы, обычно подчёркиваемые облегающими платьями, сегодня казались скованными в просторной толстовке, словно она пыталась спрятаться от мира. Глаза её были красными, щеки блестели от недавних слёз, но уголки губ чуть подрагивали в слабой улыбке. Она хмыкнула носом, вытирая лицо рукавом.
— Мам, ну хватит, — пробормотала она, голос был хрипловатым, но в нём уже пробивались нотки облегчения.
Отец, как всегда, был островком спокойствия в этом бурном море эмоций. Он сидел во главе стола, его крупные руки покоились на подлокотниках старого деревянного стула. Его тёмные глаза, чуть прищуренные, излучали мягкую умеренность. Он мягко потянул Надежду за руку, и та, несмотря на свои внушительные формы, послушно поднялась и пересела к нему на колени, как ребёнок. Этот жест был таким привычным, таким интимно-семейным, что Лиза, наблюдавшая из тени коридора, почувствовала лёгкий укол зависти. Её никогда так не утешали.
— Придумали проблему, всё хорошо, пусть будет! — бормотал отец низким, успокаивающим голосом, поглаживая Надежду по спине. — Справимся! Ничего особенного в этом нет, подумаешь! Правда, дочка?
Надежда кивнула, уткнувшись лицом в его плечо. Её грудь, прижатая к отцовской рубашке, медленно вздымалась, а пальцы нервно теребили край его свитера. Лиза заметила, как мать, всё ещё хмурясь, начала смягчаться, глядя на эту сцену. Её руки, только что заламывавшиеся в отчаянии, теперь опустились, и она тяжело вздохнула, словно сдаваясь.
— Правда, — тихо ответила Надежда, и её улыбка стала шире. Она подняла голову, и в её глазах мелькнул тот самый огонёк — дерзкий, живой, который всегда делал её такой притягательной, несмотря на все её беды.
Лиза стояла в дверном проёме, не решаясь войти. Её сердце взбудораженно колотилось, а под ложечкой засосало. Она не знала, что именно "привезла" Надежда домой — какие вести так взбудоражили мать, — но подсознательно она поняла, что это что-то действительно серьезное и немного запретное.
Лиза дождалась, пока голоса на кухне стихли, сменившись звяканьем посуды и приглушённым бормотанием. Она глубоко вдохнула, собралась с духом и громко хлопнула входной дверью, будто только что вернулась. Скинув кеды с преувеличенным шумом, она крикнула:
— Я дома!
В ответ — тишина, лишь лёгкий скрип стула да мамин голос, уже спокойный:
— Лизонька, доча, ужин на столе, иди кушать!
За ужином царила странная, натянутая тишина. Мать подкладывала картошку, отец неспешно пил чай, а Надежда без всякого аппетита понуро ковыряла вилкой в тарелке, избегая смотреть в глаза родителям. Никто не упомянул ни слова о недавней сцене, и это молчание действовало на Лизу угнетающе, будто её обманывают и держат за маленькую. Любопытство раздирало её так, что она не могла сидеть спокойно и постоянно ёрзала.
Когда ужин закончился, Лиза уткнулась в учебники, бросая на сестру многозначительные взгляды, но та лишь отмахивалась, притворяясь увлечённой телефоном. После одиннадцати, погасив свет по дороге и заглянув к дочерям, в спальню последовала мама, и наконец дом затих. Лиза лежала в темноте, прислушиваясь к дыханию сестры с другого угла их совместной комнаты. Любопытство немного утихло, но не пропало совсем. Часто именно в такое время они с сестрой садились рядом и смотрели что-то на экране планшета, или тихо шушукались, вспоминая прошедший день. Поэтому Лиза бесшумно выбралась из-под одеяла и босиком прошмыгнула к кровати Нади. Она присела на край кровати, чувствуя, как матрас чуть прогнулся под её весом.
— Надь, — шепнула она, потрепав сестру по плечу. — О чём вы спорили?
Надежда пошевелилась, просыпаясь.
— А?! Что? Когда? — буркнула она, приподняв голову.
— Ну, когда я пришла. Мать чуть не плакала, а папка всех успокаивал. Что случилось?
Надя медленно повернулась, её глаза блестели в полумраке. Она приподнялась на локте, и прядь тёмных волос упала ей на лицо, придавая ей вид одновременно усталый и вызывающий.
— Всё тебе знать надо, — фыркнула она, но в её голосе не было злости, скорее лёгкая насмешка. — Ни о чём таком, что тебе следует знать, Лиз. Спи давай!
— Вот так, значит? — Лиза надула губы, скрестив руки на груди. — Родной сестре и не расскажешь? Я же видела, как ты ревела, а теперь строишь из себя…
Надя тихо рассмеялась и потянулась к ней, откинув одеяло:
— Не злись, мелкая, расскажу. Но не сейчас. Может, и не о чем будет рассказывать, я ещё не решила. Это… сложно. И тебе лучше пока не лезть в это, ладно?
Лиза хотела возмутиться, но что-то в тоне сестры — мягком, но с едва уловимой ноткой тревоги — заставило её замолчать. Она кивнула, хотя всё ещё была обижена, что вся семья держит её за ребёнка, отмахиваясь от её вопросов, как от назойливой мухи. Никто в доме не воспринимал её всерьёз. Утром, за завтраком, она решилась подступиться к матери, пока та резала хлеб с такой силой, будто он был виноват во всех бедах.
— Мама, а что с Надей? — спросила Лиза, стараясь звучать небрежно, но её голос предательски дрогнул.
Мать замерла, нож в её руке завис над доской. Её глаза расширились, и она резко повернулась к дочери, чуть не уронив буханку.
— С чего ты взяла, что с ней что-то случилось?! — выпалила она, слишком быстро, слишком испуганно. — Всё с ней в порядке!
Лиза прищурилась, уловив нервную дрожь в мамином голосе, но настаивать не стала. Вместо этого она дождалась, пока отец вернётся с работы и пристала к нему, прильнув к его груди с самым невинным видом.
— Папуля, а что у нас с Надей? Чего она такая? — Лиза надула губки, зная, что отец всегда тает от её «детских» уловок.
Он усмехнулся, потрепав её по голове, как маленькую, и ответил в своём обычном, слегка насмешливом тоне:
— Да вас, женщин, не понять. То одно, то другое. Всё переживаете по пустякам!
Лиза хотела возмутиться, но тут в кухне раздался голос матери, резкий, как хлопок двери:
— Вот уж пустяки, так пустяки! — Она бросила нож на стол и скрестила руки, глядя на отца с такой яростью, что тот только пожал плечами, прятая улыбку.
Надежда, сидевшая с чашкой чая, молчала, от резкого звука вздрогнула и опрометью выскочила с кухни.
Вечер тянулся медленно, и Лиза ловила косвенные намёки, как пазл, складывающийся в её голове. Никита, парень Нади, который раньше практически жил у них дома, таская пиццу и громко смеясь в гостиной, вдруг исчез. Его не было ни у подъезда, где он обычно болтался с друзьями, ни в их общем чате, где он раньше спамил мемами. Что-то произошло между ним и Надей, возможно именно это стало причиной загадочного поведения родственников.
Но ответ свалился на её голову сам, самым неожиданным образом. В школе, в перерыве между уроками, Лизу остановила девочка из параллельного класса. Она подскочила к ней в коридоре, возбуждённо дыша после быстрого бега и, прихватив Лизу за локоть, зашептала, горячо обдавая дыханием:
— А правда, что твоя сестра беременна от Никиты Аксёнова?!
Лиза обомлела от услышанных слов, и все кусочки пазла у неё встали на свои места. В её голове всё сошлось, будто кто-то включил свет в тёмной комнате. Надя беременна. Мамины слёзы, папины уклончивые шутки, Надин молчаливый взгляд — всё сходилось. Она почувствовала, как кровь прилила к щекам, отрицательно покачала головой:
— С чего бы это?! Первый раз слышу! — вымолвила она, но голос её прозвучал неубедительно.
Женя прищурилась, явно чувствуя фальшь, и, скорее убедившись в правильности сплетен, побежала дальше разносить горячую новость, оставив Лизу стоять посреди бушующего детьми коридора. В груди у неё клубилось странное чувство: смесь любопытства, тревоги и чего-то ещё, чего она не могла пока назвать, чего-то тягуче-вязкого, тяжёлыми каплями собиравшегося внизу живота. Она стояла одна, и одна мысль пульсировала у неё в голове: «Надя трахалась с парнем и забеременела!»
Лиза не могла остановить поток мыслей, которые теперь, как назойливые мухи, кружили вокруг Нади и Никиты. Весь день, сидя на уроках, она рассеянно черкала в тетради, но вместо формул или заметок её карандаш выводил бессмысленные завитки, а в голове раз за разом прокручивались одни и те же образы. Она представляла Надю — свою сестру, такую знакомую и родную, — но теперь не просто как сестру. В её воображении Надя становилась другой: обнажённой, с растрёпанными волосами, с румянцем на щеках. Без трусов и лифчика в объятиях Никиты. Его руки — Лиза видела их мельком, когда он небрежно хлопал друзей по плечам, — скользили по коже сестры, обнимая её талию, сжимая груди, хватая ляжки, раздвигая ноги…
