Я стоял в тамбуре, прижавшись спиной к двери, которая всё время гудела и тряслась, будто хотела оторваться. В воздухе стоял запах мочи, старого пота и горелых сигарет. Табак здесь пропитал всё — стены, пол, даже стекло. Я чувствовал его на зубах.
Электричка была старая, как дохлая собака. Подвеска скрипела, окна не закрывались толком, и с улицы вползал этот холодный, сырой ветер, который пах землёй, железом и забвением. За окном мелькали столбы, деревья, редкие огни домов, которые смотрелись как глаза наблюдателей, но никто меня не видел. Никто не хотел.
Внутри было пусто, но не тихо. Где-то в дальнем углу спал бомж. Его одежда — грязная, разодранная, пахла рвотой и бензином. Рядом с ним сидел парень с бутылкой «Козла» в руках. Он был молод, лет двадцати пяти, может, чуть больше, но лицо у него было старое. Покрытое сетью морщин, словно он уже пережил десять жизней. Он не смотрел ни на кого. Только в пол. И пил.
С другой стороны кто-то плакал. Женщина. Не громко. Тихо, как будто сама себе. Сквозь шум колёс я слышал её всхлипы. Они были похожи на стон. Мне стало любопытно, но я не стал подходить. Ещё не время. На полу валялись обертки, окурки, пивные банки, использованные салфетки, какие-то бумажки. Кто-то наплевал в угол. Слюна блестела в свете лампочки, которая мерцала, как сердце перед остановкой.