Глава 1
На коленях стоит худая лисица с короткой шерстью и бледно-желтым окрасом. Её передние лапы дрожат, опираясь на холодный пол, а спина согнута в замученной позе. На правом глазу — грязная чёрная повязка, неровно обхватывающая голову и слегка съехавшая к брови, словно её привязали в спешке. Левый глаз, единственный видящий, полуприкрыт, из-под ресниц сочится слеза, оставляя блестящую дорожку на шеке. Очки с тонкими металлическими дужками едва держатся на носу, левое стёкло треснуло, а правое зеркально отражает пустоту за повязкой. Шрам на лбу налился кровью и побагровел , и каждый её вздох будто отзывается ноющей болью в повреждённом глазу. Хвост обвис, теряясь в тени, а уши слегка опущены — поза полной беспомощности, от которой невозможно отвести взгляд.
Синий рабочий халат, который когда-то, вероятно, был чистым и аккуратным, теперь напоминает лохмотья: воротник измят, рукава порваны, а ткань покрыта темными пятнами — от грязи, возможно, или следов старых повреждений. На спине виднеется дыра, через которую проглядывает шерсть, местами спутанная и поседевшая от возраста или стресса.
Глава 2
Дверь камеры с грохотом распахнулась, заставив Наташу вздрогнуть. Она подняла голову, и её единственный золотистый глаз— встретился с пронзительным взглядом кабана в строгой полицейской форме. Его мускулы напряглись под форменной рубашкой, а погоны сверкали . Нави, подумала она, горло сжимая стыд. Он никогда не видел её в таком виде: халат, пошитый когда-то для рабочих будней, теперь висел лохмотьями, застиранный до полупрозрачности, а на коленях отпечатались синие разводы от грязного пола камеры.
Рядом с Нави стояла немецкая овчарка-сержант, её хвост строго застыв в вертикальном положении.
— Приговорённая к 72 часам карцера за невыполнение задания, — отчеканила она, кивнув на лисицу. Голос звучал как цепь, брошенная на камень.
Наташа попятилась в угол, стараясь спрятать рваные манжеты халата и запачканные лапы. Она ждала упрёков, но Нави внезапно шагнул вперёд, его глаза сузились от ярости не на неё, а на сержанта:
— Освободите её немедленно.
Воздух накалился. Овчарка хотела возразить, но кабан резко поднял лапу:
— Приказ. Или ты сомневаешься в моей власти здесь?
Сержант скривила пасть в неодобрительной ухмылке, но щёлкнула каблуками о пол. Слушаюсь господин! . Наташа замерла, чувствуя на себе взгляд Нави: его строгость смешалась с чем-то другим… возможно, сочувствием? Или это ей показалось из-за её жалкого вида?
— Быстрее, — бросил он, не глядя.
Она поднялась и захромала наружу.
Рассказ Нави:
Наташа споткнулась в третий раз. Ее хромая нога подогнулась, словно предательски отказывая ей, и она рухнула на колени прямо посреди двора академии. Я видел, как она судорожно сжала кулаки, чтобы не упасть лицом в грязь.
— Двигайся быстрее! — рявкнул я, но голос сорвался где-то между гневом и раздражением. Она не могла даже посмотреть мне в лицо — слишком стыдилась своего жалкого вида. Ее лапы дрожали, будто из последних сил цепляясь за землю.
И тогда я сделал это.
Резко нагнулся, схватил ее подмышки (ее тело оказалось легче пуха), и поднял на руки так, что она прижалась ко мне всем телом. Наташа взвизгнула от неожиданности, но тут же замерла, будто боялась шевельнуться. Ее лапы сами собой обвились вокруг моей шеи, а щека прильнула к моему плечу — теплое, дрожащее пятно.
— Н-нави… — прошептала она, и я почувствовал, как ее лисьи уши прижались к голове от смущения.
Я зашагал через двор, не обращая внимания на остановившихся курсантов. Лисицы таращились, овчарки перешептывались, а одна из лис-курсанток даже притворно закрыла глаза лапой — мол, "какая пошлость".
Я запомнил эту второкурсницу:))) Она ещё пожалеет.
Но я шел прямо, глядя перед собой. Ее тело трепещет у меня на руках, и я чувствовал, как ее пальцы царапают мне спину сквозь ткань формы — нервные, благодарные.
— Вы… вы же… — Наташа судорожно сглотнула. Ее дыхание участилось— Вы не должны… это неподходящее поведение для…
— Для кабана в звании? — перебил я, ухмыляясь. — Заткнись и держись.
Она замерла, а затем крепче прижалась ко мне, как будто боялась упасть. Ее хвост (тот самый, что обычно вяло болтался за спиной) теперь свивался вокруг моей спины— жест благодарности, который я не мог видеть, но чувствовал.
Метров триста до административного корпуса показались вечностью. Каждый шаг эхом отдавался в тишине двора, где даже курсанты овчарки замерли, приоткрыв пасти. Но мне было плевать. Я даже замедлил шаг, чтобы ее не трясти — она так и осталась прижатой к моей груди, а ее дыхание щекотало шею.
Когда мы вошли в здание, Наташа внезапно отстранилась, но я удержал ее на руках — просто чтобы продлить этот момент. Ее глаз (тот здоровый, золотистый) сиял.
— Спасибо… — прошептала она.
Я не ответил. Просто поставил ее на ноги так, чтобы она чуть покачнулась и снова прижалась ко мне.
Глава 3
Наташа сидит по турецки на кожаном диване в моем кабинете и ест шоколадку которую я разломив на маленькие кусочки кладу ей в рот. Лисичка плачет. Из её единственного зрячего глаза текут потоком слезы. Ничего я постараюсь ей помочь.
Её халат вместе с заношенным нижнем бельем лежит в мусорном ведре.
Тело Наташи исхудавшее все покрыто шрамами от плохо выведенных татуировок. Особенно грудь и живот. Но ещё сохраняет сексуальную привлекательность хотя и не такую как 10 лет назад.
Я глажу её по пшеничным волосам и успокаиваю. Все будет хорошо! Я постараюсь
Нави:
Десять лет назад… Ты помнишь тот день? Я видел тебя издалека — маленькая лисичка в форме, которая явно была на тебе великовата . Твои очки то и дело сползали с носа, а ты их поправляла, будто пыталась разглядеть весь мир за стеклами. Другие лисицы хохотали, шумели. А ты стояла у табло с расписанием, как будто это был самый важный документ на свете.
Я подошел, когда ты уже готова была рыдать — табло расписания сломалось а до занятий оставалось пять минут. «Не видишь, куда идти?» — спросил, нарочно грубо. Ты вздрогнула, подняла на меня глаза… И тут я увидел их впервые: золотисто-медные, с темной каймой по краям — такие, что дух захватывало.
«В тир на стрельбы», — шепнула ты, и я проводил тебя, как будто это было мое первое задание в жизни. Ты держалась за мою руку, словно боялась потеряться. А я… Я даже не стал спрашивать имя — запомнил сразу: Наташа.
Потом ты узнала что я твой тренер по рукопашному бою. И даже смог кой чему научить тебя:))
Потом были уроки, тренировки. И тишина нашей с тобой скамейки за академией. Ты училась быстро, но в некоторых вещах… Ох, в некоторых вещах ты была совсем неопытной. Помнишь наш первый раз? Дрожала, как листок, а я думал, что сгорю от того, как ты шептала: «Пожалуйста, мягче».
Конечно я мог и без романтики и просто брать тебя силой как и положено представителю высшей расы. Но я не хотел. Пусть так делают другие.
. Но ты была моя, Наташа. Моя маленькая, нежная, с очками и смущением в глазах. И даже сейчас, глядя на твои шрамы… Я вижу ту же девчонку, что едва не потеряла очки в спешке к занятиям.
Закон о «чистоте крови и расы» стоял между мной и ней, как каменная стена. Я — представитель высшей расы, а она… лиса. Я мог взять ее в официальные наложницы. Кабан может сделать это с сучкой из псовых. Закон это позволяет. Но мне это казалось тогда пустым жалким компромиссом. Но Наташа… Её глаза за стеклами очков сияли неярко, как рассвет после долгой ночи. Милая, тихая, словно создана для того, чтобы согревать душу, а не обманывать.
Мог ли я доверить ей даже это? Лисы… Они хитры,коварный, злопамятны. Но она была иной — её смущение, когда мы впервые встретились в академии, заставляло верить в исключения. Она не лгала, лишь молчала, пряча чувства под шутками или слезами.
Глава 3.
Барни низко опустился на пол, его морда исчезла под юбкой Наташи. Лабрадор работал языком уверенно — круги по влажным складкам, короткие тычки кончиком, чтобы заставить дрожать. Она уже не сдерживала стонов, руки судорожно вцепились в края стола.
— Бар-р-ни… — выдохнула Наташа, когда он коснулся точного места. Её бедра задвигались сами собой, встречая движения его головы. Юбка задранна до талии, обнажив ноги и клеймо на бедре — теперь они трепетали от каждого прикосновения.
Лабрадор ухватил губами складки плотнее, втянув в рот, и Наташа ахнула, выгибая спину. Её язык вывалился изо рта. Глаза закатились так, что виднелись только белки — но она не отводила их в сторону, будто застыв, глядя на потолок.
— А-ах… Быстрее… — прошептала она, когда он ускорился, и её тело напряглось, готовое взорваться.
Барни знал, как держать темп: сначала медленно, чтобы разогреться, потом быстрее, пока Наташа не задергалась в его объятиях, заливаясь потоком тепла. Она рухнула на стол, тяжело дыша и смеясь сквозь слёзы.
— Сволочь… — прошептала она, поправляя юбку, но улыбалась. — Как же ты меня…
Барни облизал морду от её соков довольный, будто только и ждал этих слов.
Нави замер в дверях медпункта, его глаза холодно сверкнули в полумраке. Наташа, с растрепанными волосами и бледными щеками, всё ещё дрожала от оргазма, её ноги беспомощно свисали с края стола. Барни, лабрадор с виноватым выражением морды, быстро поднялся на задние лапы, передними опираясь о край стола, и низко склонил голову:
