— Что-то есть? — спросила она, открывая глаза.
— Возможно, просто перестройка организма, — ответил я, не убирая руку. — Но я должен проверить ещё раз.
Она кивнула. Закрыла глаза снова. Я повторил движение. Медленнее. Дольше. Почувствовал, как она судорожно втянула воздух.
— Ты в порядке? — спросил я.
— Да... просто ты такой... тёплый.
Слово «тёплый» прозвучало странно. Не медицинское. Не клиническое. А потому особенно возбуждающее.
— Я должен быть тёплым, — произнёс я. — Без этого нельзя лечить.
Она улыбнулась уголками губ, но не открыла глаз.
— Знаешь, Сашенька... иногда мне кажется, что ты меня лечишь не только руками.
Я не ответил. Просто продолжил осмотр. Я аккуратно провёл ладонью по боку её груди, оценивая плотность тканей. Пальцы двигались методично, как будто я всё ещё находился в кабинете клиники. Но внутри меня уже не было хладнокровия профессионала. Только пульсирующее напряжение под кожей.
— Ты долго ещё будешь молчать? — спросила она тихо.
— Я концентрируюсь, — ответил я, стараясь говорить ровно.
— А раньше ты всегда болтал со мной. Даже когда был маленький. Сейчас же... будто боишься что-то сказать.
Я опустил глаза и снова начал движение. Легкими, скользящими ладонями, я ощупал нижнюю часть груди, затем перешёл к центральной зоне — между сосками. Она чуть выгнулась мне навстречу.
— Ты задержала дыхание, — заметил я.
— Просто... ты так осторожен, — произнесла она, не открывая глаз. — Как будто боишься причинить боль.
— Я действительно боюсь.
Эти слова вырвались сами. Не как врач. Как мужчина. И она это услышала.
— Тогда почему ты не остановишься? — спросила она чуть слышно.
Я не ответил. Только продолжил. Медленнее. Ближе к соскам. Почувствовал, как они реагируют на каждое касание — напрягаются, ждут. Её дыхание стало глубже, прерывистым.
— Саша... — произнесла она, наконец открывая глаза. — Почему ты дрожишь?
Я замер. Не потому что хотел, а потому что не мог больше делать вид, что это просто работа.
— Я не хочу причинить тебе боль, — повторил я.
— А если я хочу, чтобы ты причинил мне что-нибудь? — шепнула она. — Что угодно. Только не равнодушие.
Между нами повисло молчание. Я чувствовал её дыхание на своей руке. Её тепло. Её взгляд, который больше не искал защиты сына, а ждал чего-то другого. Я не двинулся. Но и не отвёл руку. Тело уже знало, что мы перешли черту. А сердце только училось с этим жить. Пальцы оставались на её груди, но больше не двигались. Просто лежали — тёплые, неподвижные, будто признавая поражение перед собой самим. Она смотрела на меня. Не моргая. Ждала.
Я опустил голову чуть ниже, так, чтобы моё дыхание касалось её кожи. Она вздрогнула — совсем немного, но я это почувствовал. Медленно, почти как в замедленной съёмке, я провёл губами по контуру одной из мягких округлостей, не касаясь соска, а лишь обводя его по краю.
— Сашенька... — прошептала она, голос чуть хрипловатый, полный удивления и чего-то ещё — того, что нельзя назвать страхом или протестом.
Я не ответил. Только повторил движение с другой стороны. Лёгкий, почти клинический контакт — как будто проверял температуру кожи. Но на этот раз мой язык коснулся её. Ненадолго. Всего на секунду. Но этой секунды было достаточно. Пальцы оставались на её груди, но больше не двигались. Просто лежали — тёплые, неподвижные, будто признавая поражение перед собой самим. Она смотрела на меня. Не моргая. Ждала.
Я опустил голову чуть ниже, так, чтобы моё дыхание касалось её кожи. Она вздрогнула — совсем немного, но я это почувствовал. Медленно, почти как в замедленной съёмке, я провёл губами по контуру одной из мягких округлостей, не касаясь соска, а лишь обводя его по краю.
— Сашенька... — прошептала она, голос чуть хрипловатый, полный удивления и чего-то ещё — того, что нельзя назвать страхом или протестом.
Я не ответил. Только повторил движение с другой стороны. Лёгкий, почти клинический контакт — как будто проверял температуру кожи. Но на этот раз мой язык коснулся её. Ненадолго. Всего на секунду. Но этой секунды было достаточно. Она выдохнула. Резко. Глубоко. Её рука сама собой легла мне на затылок.
— Ты знаешь, что делаешь? — спросила она шёпотом.
— Да, — сказал я, хотя внутри меня бушевал ураган противоречий. — Я просто... больше не могу делать вид, что ты для меня только мама.
Её пальцы сжали мои волосы. Не сильно. Но уверенно.
— Тогда не притворяйся, — произнесла она. — И не останавливайся.
И я не остановился. Медленно, осторожно, я начал целовать её грудь — от ключицы вниз, по изгибу мягкой плоти, к твёрдому соску, который ждал меня, как награда за долгое терпение. Когда я наконец взял его в рот, она выгнулась мне навстречу. Тихо, но страстно — как женщина, которая слишком долго ждала касания, которое она не смела попросить. Я чувствовал, как её дыхание становится частым, как мышцы живота напрягаются под моими ладонями. Она была близко к чему-то — к удовольствию, к испугу, к осознанию того, что между нами больше нет границ.
— Саша... — прошептала она снова, запрокидывая голову. — Что мы делаем?
Я остановился. Поднял глаза.
— То, о чём мы оба думали, — ответил я. — Только сейчас это уже не мысли. Это тело.
Она смотрела на меня долго. Потом закрыла глаза и улыбнулась — слабо, почти печально.
— Тогда доведи это до конца, сынок.
Я оставался в том же ритме — неспешном, почти как будто проводил обследование, только уже другого рода. Мой палец скользнул по её животу, чуть ниже груди, где кожа была особенно нежной. Она вздохнула, когда я коснулся пупка, и задержала дыхание, когда рука двинулась ниже — к краю трусиков.
Она не остановила меня. Только приоткрыла глаза, словно проверяя: действительно ли это происходит?
— Я хочу... осмотреть тебя полностью, — произнёс я хрипло, почти шёпотом. — Если ты согласна.
Она немного помедлила, потом кивнула.
— Ты же врач, — сказала она, чуть улыбнувшись уголками губ. — Делай своё дело.
Эти слова звучали как разрешение. Как приглашение. И как первый настоящий шаг за черту. Медленно я стянул с неё трусики, оставив её абсолютно обнажённой перед собой. Лампа на прикроватной тумбочке давала мягкий свет, подчёркивающий линии её тела — широкие бёдра, округлые ягодицы, живот, чуть расслабленный от возраста, но от этого ещё более естественный. А между ног — лёгкий блеск. Влажность. Живое дыхание плоти.
Я опустился на колени рядом с кроватью, поцеловал внутреннюю сторону её бедра — там, где кожа самая нежная. Она вздрогнула. Закрыла глаза. Руки легли на простыню, сжав ткань в кулаках.
— Не двигайся, — прошептал я, вдыхая её запах. — Просто дыши.
Она послушалась.
Я начал с лобка — мягкими поцелуями, щекочущими прикосновениями языка. Постепенно спускаясь ниже, к половым губам, которые были слегка распухшими от возбуждения. Они реагировали на каждое движение — вздрагивали, сжимались, просили большего. Когда мой язык коснулся клитора, она выгнулась. Только немного — как будто хотела сдержаться, но не могла.
— Сашенька... — прошептала она, голос дрожал. — Что ты со мной делаешь...
Я не ответил. Просто продолжал. Нежно, осторожно, но уверенно. Я хотел знать её вкус. Хотел услышать, как она теряет контроль. Хотел почувствовать, что между нами больше нет рамок. Её дыхание стало прерывистым. Глаза закрыты. Руки сжимают простыню, как будто это последнее, что удерживает её на земле.
— Не останавливайся... — попросила она. — Прошу...
И я не останавливался. Пока её тело не начало дрожать. Пока она не выкрикнула моё имя когда кончала. Она ещё не успела отдышаться после оргазма, её грудь медленно опускалась и поднималась, соски всё ещё были твёрдыми от недавнего внимания. Её лицо было расслабленным, почти детским — как будто я только что вернул ей что-то, чего она давно лишилась. Но в глазах мелькало другое — тревога. Не от боли. От осознания.
— Ты в порядке? — спросил я, приподнимаясь на локтях, чтобы видеть её лицо.
Она кивнула, слегка касаясь моей щеки пальцами.
— Лучше, чем просто в порядке, — прошептала она. — Просто... я даже не думала, что ты сможешь быть таким.
— А каким я должен быть? — спросил я, чуть улыбнувшись.
— Менее... осторожным, — ответила она, проводя рукой по моему плечу. — Ты всегда такой аккуратный. Даже сейчас.
Я замер. Понял намёк. И решил сделать следующий шаг.
Медленно я начал стягивать с себя футболку. Потом расстегнул ремень, спустил брюки. Она смотрела на меня, не отводя взгляда. Когда я остался полностью обнажён, я лег рядом с ней, прижавшись бедром к её бедру. Моё возбуждение было явным — плотное, горячее, направленное прямо к ней.
— Ты уверена? — спросил я, заглядывая в глаза.
Она немного помолчала. Потом кивнула.
— Да. Только... будь осторожен.
Я наклонился и поцеловал её. Впервые — не как сын, а как мужчина. Губы встречались медленно, глубоко, с долгим языковым поцелуем, в котором не было места словам. Только вкус, тепло и давление. Потом я переместился ниже. Поцеловал шею, ключицу, грудь. Один сосок вошёл мне в рот — я засосал его, как будто хотел вернуться туда, где начиналось всё это безумие.
