— У тебя же смена завтра? — Катя надкусила яблоко. Сок брызнул на стол. — Не простудись.
В ванной Алиса включила воду на полную. Пар, заполнивший комнату после Катюши, скрыв зеркало, еще не пропал. Женщина скинула домашний халат, чуть не порвав рукав. Тело в тусклом свете выглядело чужеродным: бледные бёдра, шрам от аппендицита, грудь, которую некому было гладить десять лет.
А за стеной, сквозь шум воды, доносился смех. Катя говорила по телефону:
— Да, она точно не против… Нет, я не говорила про тату… Ага, «милая старомодная маман»…
Алиса прижалась лбом к кафелю. Вода стекала по спине, смешиваясь с чем-то солёным. Она провела рукой вниз, представив, что это чьи-то пальцы — твёрдые, с запахом машинного масла, как у Виктора. Но вместо мужа в воображении возникла Катя: её смех, её след от ремня на плече, её «Never look back»…
— Нет! — Алиса выключила воду так резко, что кран затрещал. Дрожащими руками наскоро вытерлась и натянула халат. В зеркале, проступающем сквозь пар, её лицо было красным, как у пьяной.
***
Из комнаты донеслись звуки музыки — что-то с тяжёлым басом. Катя танцевала, напевая. Тень мелькала за занавеской: руки вверх, изгиб талии, взмах волос…
Алиса упала на кровать, накрывшись одеялом с оленями. Но даже сквозь ткань слышались удары баса, совпадающие с пульсом в висках.
— Мам! — Катя распахнула дверь без стука. — У тебя есть зарядка от iPhone?
Алиса не шевельнулась, притворяясь спящей. Дочь постояла на пороге, потом вздохнула:
— Ладно, спокойной ночи.
Дверь закрылась. Алиса пролежала так до утра, вслушиваясь в каждый шорох за стеной: скрип кровати, шепот в телефон, смех…
А под утро, когда первые машины зашумели на улице, женщина услышала стон. Тихий, прерывистый. Рука сама потянулась вниз, к тому месту, которое годами молчало.
Но все внезапно оборвалось - в соседней комнате хлопнула дверь. Катя прошла на кухню, напевая:
— «...never gonna give you up...»
Алиса поспешно отдернула руку и вытерла пот со лба.
Утро начиналось как обычно: в шесть тридцать будильник, туалет, крепкий чай, бутерброд… Но теперь в воздухе висело что-то новое — тяжёлое, сладкое, как запах перезрелой груши.
Алиса механически жевала, глядя в окно, стараясь разгадать вчерашнюю странность. Женщина понимала, что Катя просто выросла, сменила общение.
Но она не понимала своей собственной непонятной реакции на возвращение повзрослевшей дочери.
***
Вечернее солнце, пробиваясь сквозь занавески с выцветшими ромашками, разлило по коридору густой медвяный свет. Алиса замерла на пороге ванной, в руках зажав стопку свежевыглаженных полотенец. Из-за шипящего потока воды доносилось пение — низкое, грудное, заставляющее мурашки пробежать по пояснице.
— «...а я целую твои раны, мама...» — голос Кати плыл сквозь пар, обволакивая сознание липкой сладостью.
Алиса прикусила губу до боли. Нервы натянулись, как струны расстроенной гитары. Она знала, что не должна заходить. Знала. Но ноги сами понесли её вперёд, будто ведомые запахом — смесью клубничного геля и чего-то тёплого, животного.
Пар расступился, открывая картину: Катя стояла под душем спиной к двери, выгнувшись в немыслимой позе. Вода стекала по впадине позвоночника, собираясь в сверкающую лужицу между ягодиц. Правая рука скользила ниже живота, пальцы исчезали в золотистом треугольнике лобка.
— Мам? — дочь обернулась, не меняя позы. Мыльная пена стекала с груди, обнажая тёмно-розовые соски. — Слушай, у тебя нет...
Голос оборвался, когда их взгляды встретились. Алиса впилась глазами в трещину на кафеле, чувствуя, как жар поднимается от живота к горлу. В руках заскрипела махровая ткань.
— Полотенце, — выдохнула Катя, и Алиса заметила, как дрожит её нижняя губа. — Передашь?
Катя выпрямилась и повернулась, будто хотела продемонстрировать материвсе перемены в своем облике. Пальцы протянулись к крючку, цепляя случайно край занавески. Алиса застыла, заворожённая каплей, застрявшей в складочке под грудью.
— Мам, — повторила Катя, и в голосе прозвучали нотки чего-то нового — не детской наглости, а женского вызова.
Рука Алисы дрогнула. Полотенце упало, но Катя успела его перехватить. Волнующая грудь легонько качнулась, махровая ткань отрезала от взора матери самые аппетитные части молодого тела.
— Прости, я... — Алиса по инерции бросилась поднимать ткань, ударившись лбом о кран. Боль пронзила виски, но она продолжала движение, цепляясь за скользкий кафель.
— Боже! Мамочка! Сильно ударилась?! — озабоченно вскрикнула Катя, приседая рядом. Груди колыхнулись в сантиметре от материнского лица. — Давай я посмотрю.
Пальцы девушки – горячие и липкие (наверное от геля) - обхватили запястье Алисы и медленно, слишком медленно потянули вверх.
— Ничего страшного, — прошептала Катя, разглядывая мамин лоб, неосознанно положив материнскую ладонь на свое мокрое бедро. — Просто небольшая ссадина.
Алиса задрожала, чувствуя под пальцами бугорок старого шрама — след от велосипеда в семь лет. Рука женщины вдруг под влиянием ладони дочери стала двигаться выше и глубже, обходя контур татуировки.
— Хватит! — Алиса рванулась назад, внезапно испугавшись это странного прикосновения.
Оторопев, женщина увидела, как Катя медленно поднимается, позволяя полотенцу все-таки упасть. Вода стекала по впадине между ключиц, исчезая в тенях между грудями.
— Ты вся дрожишь, — дочь сделала шаг навстречу Алисе, капля с мокрой пряди упала на декольте женщины. — Может, присоединишься? Тебе надо согреться.
Слова повисли в воздухе, густые, как пар. Алиса догадалась, чего хотела Катя, и впилась ногтями в швы халата, чувствуя, как влага проступает между бёдер. Перед глазами всплыли картины: их тела, прижатые к скользкой стене, мыльные руки, скользящие по поясницам...
— Я... мне надо… надо идти, — выдохнула женщина, пятясь к выходу.
Катя проворно шагнула в сторону и заслонила путь к отступлению, оперевшись мокрыми ладонями о дверной косяк. Капли стекали по внутренней стороне рук, собираясь в локтевых сгибах.
— Раньше тебе это нравилось, — губы Кати искривила полуулыбка. — Помнишь, в детстве? Когда мылись вместе.
Алиса сглотнула комок. Вспомнила: крошечные ручки, обнимающие её за шею, смех, когда пена попадала в нос. А теперь...
— Отойди, — прохрипела она, пытаясь протиснуться под дочерней рукой.
Грудь Кати коснулась её плеча. Твёрдая, упругая. Алиса зажмурилась, но слишком поздно — образ врезался в сознание: розовый сосок, вспухший от пара, с крошечной родинкой у основания.
— Мама... — шёпот обжёг ухо. — Ты ведь тоже...
Внезапно Катя звонко рассмеялась, отпрянув от дверного проема. Алиса рванула в коридор, спотыкаясь о мокрый коврик. Сердце колотилось где-то в горле, пульсируя в такт мокрому пятну на трусиках.
Вечером Алиса стояла под ледяным душем, пытаясь хоть немного унять разожженный Катей в ее теле пожар. Пальцы нервно скользили по животу, представляя другую руку — руку молодой девушки, Катюши.
— Это же грех, — прошептала женщина, чувствуя, как дрожь пробегает по телу.
Из глубины квартиры донеслись звуки: громкий, будто наигранный стон, выкрик – без намека на испуг - «мама», глухой удар о стену. Алиса укусила кулак, чтобы не закричать. Вода уносила в слив прозрачные следы её преступления.
