Я смотрела на своё отражение, и в нём видела… не девочку, но и не совсем женщину. Пока ещё — нечто между. Лоб влажный от пара, губы чуть приоткрыты. Щёки порозовели, но не от жара. От мысли.
Я знаю, что это будет. Что будет больно.
Все всегда говорили: первый раз — это либо быстро и ни о чём, либо больно и неловко. Но я не хотела, чтобы это было как у всех. Я не хотела закрытых глаз и тихого стыда под чужим телом. Я хотела тепла. Решения. Ощущения того, что это я выбираю.
Я стянула сарафан, потом бельё — медленно, почти церемониально. Как будто каждый слой ткани, падающий к ногам, снимал с меня и старую кожу, и робость, и страх. Я стояла нагишом посреди тесной ванной, слушая, как тонко капает вода из крана. На миг задержала дыхание. Потом включила душ.
Струя была тёплой, обволакивающей. Она лилась мне на плечи, грудь, по животу, стекая к ногам — и в этом было что-то большее, чем просто вода. Я чувствовала, как смывается прошлое. Та Анни, что боялась переодеваться даже при Мартине. Та, что краснела от слова секс, от собственных фантазий. Та, что прятала ладони, когда ей хотелось прикоснуться к себе, но страшно было даже подумать об этом.
Я взяла гель и выдавила в ладонь густую янтарную каплю. Она пахла мёдом, свежестью, еле уловимой хвоей. Намылила мочалку — нежную, как вуаль — и медленно провела по плечам, ключицам, шее. Тело отзывалось под пальцами чуть слышной дрожью, будто я разговаривала с ним впервые.
Медленно, тщательно, я мыла грудь. Кончиками пальцев, осторожно, как будто касалась чего-то хрупкого и нового. Я не отворачивала взгляда от зеркала, даже когда пена стекала по телу. Я мыла себя не как раньше — чтобы быть чистой. А как будто готовилась к чему-то важному. К посвящению. К переходу.
Мочалка скользнула по животу и ниже. Я замерла на секунду, прежде чем дотронуться до себя. Там. Между ног. Но не было страха — была решимость. Это моё тело. Моё решение. Я провела мягко, чуть сильнее, ощущая, как губки разошлись, и пенистая влага проникла в складки. Пальцы нащупали розовый выступ — клитор. Такой крошечный, такой нежный. Он отозвался, чуть затрепетав. Я не спешила — не ласкала себя, но принимала. Как бы говоря: я вижу тебя. Я больше тебя не стыжусь.
Вода смывала пену, и вместе с ней — что-то внутри. Сомнения. Зажатость. Маленькую тень вины, что я женщина, которая хочет.
"Да, я хочу. Своими руками я смываю девочку, которая молчала, когда её сердце стучало чаще. Которая отводила взгляд, боясь встретить в нём желание."
Я ещё немного постояла под струёй. Прикрыла глаза. И на миг представила: я — как Афродита. Рождаюсь из воды и пены. Готовая. Настоящая. Никакая не нимфа из мужских грёз, не кукла. А та, что смотрит в лицо своему желанию — и не отступает.
Когда я вышла из душа, кожа сияла розовато-молочной гладкостью. Я промокала себя полотенцем аккуратно, особенно между ног — там всё было чуть чувствительнее, чуть пульсирующее. Как будто тело уже знало, что скоро случится.
Я достала бельё — чёрное, кружевное. Оно казалось слишком роскошным для моей бледной кожи. Но когда я надела его, оно легло идеально. Трусики с тонкой лентой, полупрозрачные, ласкающие лобок. А бюстгальтер — он не прятал мою грудь, а обнимал её. Поддерживал не силу, а уверенность.
В зеркале я увидела себя заново. Чёрное на белом. Свет и тень. Девочка исчезла. На её месте стояла я — хрупкая, но решившая. Смотрящая себе в глаза и не отворачивающаяся.
Я сделала шаг к двери. Рука дрогнула на ручке. Я знала: за этой дверью — он. Наш вечер. Наш выбор. Возможно, будет больно. Возможно, будет неуклюже. Но всё это — часть меня. И теперь я готова не только быть телом, но и собой.
Я приоткрыла дверь, впуская себя в пространство квартиры. Вошла в комнату и остановилась на входе. Он сидел на краю кровати, босиком, в распахнутой рубашке. И когда наши глаза встретились, мне показалось — мир замер.
Он ничего не сказал. Но его зрачки расширились, будто он увидел меня впервые. Не как ту, с кем завтракал, не как подругу. А как женщину. Я почувствовала, как разливается тепло по щекам, груди, животу — не от стыда. От того, что впервые увидела себя его глазами. И приняла.
— Красиво? — спросила я почти шёпотом.
Он встал и подошёл ко мне, коснувшись моих ладоней с такой осторожной уверенностью, будто я была не из плоти, а из света.
— Очень, — выдохнул он. И в этом слове было больше, чем просто «ты мне нравишься». Там было «я тобой дышу».
Мы стояли близко, и мне казалось, что шаг — это уже падение. Что если я сейчас поцелую его — всё начнётся. И в этой тишине, натянутой как тетива, я вдруг услышала собственный голос:
— Давай… включим музыку?
Он чуть моргнул, как будто вернулся с далёкой орбиты.
— Давай… Какую?
— Не знаю… — я пожала плечами, вдруг ощутив, как по коже пробежали мурашки. — Включи что-нибудь из плейлиста Нэсса.
Он кивнул, подошёл к телефону, коснулся экрана. И в тишине — той, где слышно было даже дыхание — зазвучали первые ноты. Медленные, вязкие, будто пульс, будто медленно расцветающее вино.
— Girl, You’ll Be a Woman Soon.
Я вздрогнула. Не от музыки — от того, насколько символично и к месту она сейчас прозвучала, как будто весь мир подслушал и подыграл нашему моменту.
Мартин вернулся ко мне. Мы не сказали ни слова. Просто я положила руки ему на плечи, а он обнял меня за талию. Мы начали танцевать — чуть неуклюже, почти по-детски, кружась босиком по скрипучему полу старой квартиры. Я прижималась щекой к его груди, слышала, как стучит его сердце. А потом подняла взгляд — и наши губы встретились.
Первый поцелуй был не началом. Он был признанием. Признанием в том, что мы готовы. Что хотим. Что выбрали. Он целовал меня, как будто запоминал. Как будто каждая секунда имела значение. А мелодия и голос из динамика продолжал:
I love you so much, can't count all the ways
I've died for you girl and all they can say is
"He's not your kind"
They never get tired of putting me down
And I'll never know when I come around
What I'm gonna find
Don't let them make up your mind
Don't you know....
И я знала — это правда.
Он всё ещё держал меня за талию, когда последний аккорд «Girl, You'll Be a Woman Soon» растворился в воздухе. Мы не разомкнули объятия — просто замерли, чувствуя, как будто музыка ушла внутрь, в кровь. На несколько мгновений мы стояли в полной тишине, слыша только дыхание и лёгкий хруст старого паркета под босыми ступнями.
— Подожди, — прошептала я, зарываясь лицом в его шею. — Не останавливай музыку.
Он кивнул и мы замерли ожидая что за мелодия заиграет дальше. И в комнате, точно по сценарию, словно кто-то выдохнул свет свечи, зазвучала другая мелодия — глубокая, плавная, с оттенком нежной грусти И женский голос запел:
I wanna hold the hand inside you
I wanna take the breath that's true
I look to you and I see nothing
I look to you to see the truth
Мартин снова обнял меня, и мы закружились, не спеша, будто сквозь сон. Его ладони скользнули по моим лопаткам, задержались там, затем чуть отстранились — и пальцы дрожащими кончиками начали распускать застёжку моего лифчика. Я чувствовала, как он боится быть резким, как боится спугнуть, и от этого хотела ещё больше — чтобы он не боялся.
— Всё хорошо, — прошептала я, глядя ему в глаза. — Я рядом.
Наконец он справился с застежкой, и чашечки, медленно, как будто это была ткань, сотканная из воздуха, открыли то что было спрятано под ними, а прохладный воздух коснулся сосков. Но не было стыда. Было тепло. Его взгляд обволакивал меня почти нежнее, чем прикосновения. Затем он скользнул ладонями по бокам, к бёдрам, и остановился у резинки трусиков.
Я кивнула, позволяя. Он стянул их вниз, на колени, затем до щиколоток, и я сама шагнула из кружева. Я стояла перед ним — совершенно обнажённая — и не пряталась. Не пряталась впервые. Потому что его глаза говорили: ты — чудо.
Теперь я тянусь к нему. Пуговицы рубашки уже были расстегнуты и мне оставалось только скинуть ее с его плеч. Он позволяет, не помогая — и это так трогательно, как будто он отдаёт себя в мои руки. Снимаю рубашку, провожу ладонями по его плечам, ощущая тепло под кожей. Затем — шорты. Они легко спадают, и остаются только тёмные трусы. Я провожу ладонями по ткани, чувствуя как выступает его член, скрытый под ними. Стягиваю ткань, освобождая его, мягко касаюсь губами — и слышу его тихий выдох.
Миг, и мы, почти бесшумно, оказываемся на кровати. Простыня чуть прохладна, но тела быстро согревают её. Мы ложимся, не отрываясь друг от друга: груди касаются, бёдра, лбы. Целуемся — и это уже не осторожный поцелуй. Это дыхание, разлитое между нами, это обещание, которое становится прикосновением.
Музыка всё ещё играет. Fade Into You, звучит как то, что происходит прямо сейчас — я буквально «впадаю в него», растворяюсь, как капля масла в тёплой воде.
И я понимаю, что не хочу, чтобы время шло дальше. Потому что это момент истины. Не кульминации, не развязки, а настоящего начала. И я готова быть в этом начале не девочкой, не кем-то, кто ждёт, пока её выберут, а той, кто сама говорит: да. иди сюда. будь со мной.
Мы лежим на смятом покрывале, наши тела почти не касаются — только колени, только плечи, только дыхание между губами. Музыка на телефоне перешла в что-то более тонкое, почти прозрачное — как шелест крыльев. Кажется, это Lacrimosa - Alleine Zu Zweit. Я невольно задумываюсь насколько специально Нэсс составлял плейлист. С учетом его любви именно к русскоязычной музыке.
