Я не помню, в какой момент начинаю шептать бессвязные слова, полустонать, царапать его плечи, закусывать губу. Только знаю: ритм ускоряется. Он дышит тяжело, как будто тоже на краю. Но сдерживается.
И я прошу:
— Не останавливайся…
И в этот момент волна поднимается. Я чувствую, как мышцы внутри начинают сжиматься, непроизвольно, в ритме нарастающего наслаждения. Тело само ведёт его, направляет. И он следует — уже не мальчик, уже мужчина.
Мир вспыхивает белым. И я знаю: я достигла.
Он чувствует это. Ещё два толчка — и его тело напрягается. Он замирает, дышит судорожно. Я чувствую, как он дрожит внутри. Его лоб касается моего. И в этой дрожи, в этой остановке — вся наша первая ночь. Полная. Нежная. Настоящая.
Мы остаёмся так — соединённые, запыхавшиеся, почти смеющиеся. И совершенно открытые.
Только дыхание, тяжёлое, замедляющееся, и редкие подрагивания внутри меня, как эхо того, что только что было.
Это случилось.
Я чувствую: во мне осталась его форма — как тёплая тень, как отпечаток ключа, который подошёл к замочной скважине. Боль ушла. Её место заняла тихая полнота, тяжёлое, но не давящее ощущение: я впустила его — не только телом, но и доверием. Как будто в одну ночь из девочки я стала чем-то большим. Не женщиной по паспорту — женщиной по выбору. По решению быть открытой.
Он замирает на секунду, потом медленно выходит, и я ощущаю, как моё тело, чуть опустев, всё ещё держит его, будто не хочет отпускать. Его движения осторожны — до нежности. Я вижу, как он стягивает презерватив, завязывает узелок и отходит, голышом, к мусорному ведру. Смешно, но трогательно — эта деталь словно подчёркивает, как он взрослый и при этом всё ещё мой, смущённый мальчишка.
Через мгновение он возвращается с влажной салфеткой, становится на колени и аккуратно, почти как ребёнка, вытирает мои бёдра. Я чувствую прохладу и заботу — и улыбаюсь, коснувшись его локтя:
— Мой аккуратный, любимый Мартин…
Он смущённо улыбается, даже не поднимая глаз, и я тяну его за руку к себе. Он ложится рядом, наши тела соприкасаются — голые, горячие, переплетённые не страстью, а уже чем-то иным: утешением, уверенностью, новой тишиной.
Музыка стихает — последняя нота тянется в воздухе, словно растворяется в нас. Комната пахнет влажной кожей, простынёй и чем-то домашним, едва уловимым, будто бы сама Нарва, этот старый панельный дом, накрывает нас своим одеялом.
Я прижимаюсь лбом к его ключице, слушая, как внутри него ещё стучит сердце — не в ритме страсти, а в ритме жизни.
Мы молчим.
И вдруг в голове вспыхивает:
"Завтра — Таллинн, Лисса, разговоры."
Но больше нет страха. Нет сравнения. Нет нужды оправдываться или притворяться. Завтра я встречу этот мир другой. Не идеальной — но цельной. С новым телом. С новой памятью внутри.
— Спасибо, что был таким… внимательным, — шепчу я.
Он поворачивает лицо ко мне, уткнувшись в мои волосы.
— Спасибо, что доверила.
И в этих словах нет юности. Нет неопытности. Только тишина, которая наступает после настоящего. После истины.
Наш первый секрет.
Наш огонь.
Наше да.
