Солнце уже висело высоко, когда я вышел из автобуса. Голова всё ещё гудела от запаха её кожи, от вкуса её сока на пальцах. Я чувствовал себя как после драки — разбитый, но довольный. Воздух был тяжёлым, как старое одеяло: жара, пыль, крики детей и лай собак. Глубинка. Место, где жизнь не спешит никому угодить.
Я шёл по улице, между домами с облупившимися стенами и заборами, за которыми торчали помидорные грядки. Кто-то поливал огород. Кто-то чинил крыльцо. А кто-то просто наблюдал за мной сквозь занавеску.
И тогда я её увидел. Она стояла у магазина с тяжёлыми пакетами, чуть поодаль от очереди. Высокая. Стройная, но с бёдрами — такими, что можно было держаться за них, пока она двигается. Тугие, широкие, как у коровы перед первым отёлом. Её юбка была немного коротковата для женщины с ребёнком. Блузка — обтягивающая. Не вызывающе, но так, чтобы ты заметил. Чтобы ты знал, что под ней есть плоть. Дышащая. Моложавая.
На вид лет 23–25. Лицо свежее, но взгляд пустой. Под глазами — серые тени недосыпа. Ребёнок — года три-четыре, хныкал, дергал её за руку, просил чего-то. Она отвечала ему механически, будто говорила с кем-то другим. Будто мысли были где-то далеко. Где-то, где её никто не называет матерью. Только женщиной.