Дни потекли, как вода по грязному асфальту — мутные, однообразные, с запахом дождя и старого мяса. Я не вспоминал о тех кто уже был. Я знал, что найду другую. Всегда находишь. Особенно здесь. В глубинке, где женщины живут между стиркой, детским плачем и одиночеством, которое никто не называет по имени.
Она стояла у киоска с молочными продуктами, чуть сгорбившись, будто пыталась спрятаться от собственной жизни. Лет под сорок. Может, чуть больше. Худая, но не тощей — тело всё ещё помнило, как быть женским. Сквозь обтягивающую кофту просвечивали соски, будто они тоже хотели выйти наружу и попросить внимания.
Её лицо было усталым, но глаза — острыми. Как лезвие ножа. Она смотрела на мир так, будто давно перестала ждать от него чего-то хорошего. Но при этом не сдалась. Только стала жестче. Крепче. Как мясо, которое долго висело на крюке и стало суше, но не хуже.
На ногах — ботинки без каблука. Юбка — серая, старая, до колен. Под ней — плотные колготки. Не прозрачные. Не сексуальные. Просто защита. От мира. От мужчин. От себя самой. Она купила бутылку кефира. Повернулась, чтобы уйти. И тогда она заметила меня.
Я стоял у автобусной остановки, делая вид, что жду транспорта. На самом деле — просто наблюдал. За ней. За тем, как она двигается. Как шагает уверенно, но немного прижимает сумку к груди. Как будто боится, что кто-то заберёт у неё даже это — маленькую радость.
Когда наши взгляды встретились, она не отвела глаза. Только чуть замедлила шаг. Почти незаметно. Еле уловимо. Но я это заметил. Как будто она знала. Что мы встретимся. Что это произойдёт. Она пошла в сторону рынка. Я — следом. Не близко. Не явно. Просто шёл за ней, как тень, которая знает, что рано или поздно станет плотью. Улицы были полупустыми. Кто-то поливал огород. Кто-то ругался с соседом. Кто-то просто сидел на лавочке и курил, глядя в никуда. А мы шли. Она — впереди. Я — сзади. Никаких слов. Никаких намёков. Только понимание. То, что нельзя объяснить. Только прожить.
Она свернула во двор. Узкий проход между домами. Запах старого дерева. Мусорные баки. Собачий помёт. Тишина. Идеальное место. Она остановилась у железной двери. Достала ключи. Замялась. Будто чувствовала, что я рядом.
— Ты давно следишь за мной? — спросила она, не оборачиваясь.
Голос низкий. Хриплый. Как будто ей приходилось много кричать. Или мало говорить. И то, и другое — правда.
— Нет, — ответил я. — Просто ты мне понравилась.
Она не удивилась. Только вздохнула. Потом повернулась.
— Ты знаешь, что я замужем?
— Знаю, — сказал я.
Она замолчала. Посмотрела мне в глаза. И я понял: она уже моя. Просто ещё не осознала этого. Она медленно опустила руку с ключами. Поставила сумку с кефиром на землю. Затем сделала шаг ко мне.
— Если ты сделаешь это, — прошептала она, — Ты должен знать — я не буду плакать. Не буду благодарить. И не буду ждать тебя снова. Это случится один раз. И всё.
Я усмехнулся. Провёл рукой по её щеке.
— Мне и не нужно больше, — сказал я. — Хочу только взять тебя. Сейчас. Здесь.
Она закрыла глаза. Медленно кивнула.
— Тогда делай что хочешь. Но быстро. Пока муж не вернулся домой.
И я начал. Медленно. Жадно. Грязно
Она стояла передо мной, как старая стена — сухая, уставшая, но всё ещё крепкая. Глаза закрыты, губы чуть приоткрыты, будто ждала первого удара. Я чувствовал запах пота и дешёвого мыла, который висел на ней, как напоминание о жизни без изысков. Её тело было не идеальным. Не молодым. Но оно было живым. И оно хотело.
Я подошёл ближе. Резким движением обхватил её за шею. Достаточно сильно, чтобы она почувствовала, что это не игра. Что я беру её, а не прошу. Мои пальцы скользнули под кофту. Кожа — холодная. Напряжённая. Она вздрогнула, когда я коснулся живота. Но не отстранилась. Только глубже вдохнула, будто собиралась нырнуть в воду, где нет дна.
— Ты давно думала об этом? — прошептал я ей в ухо. — Чтобы кто-то просто взял тебя. Без разговоров. Без любви. Просто плоть. Только ты и мужчина, который знает, чего хочет.
Она не ответила. Только чуть выгнулась мне навстречу. Я провёл рукой выше. До груди. Маленькая. Упругая. Сосок набух почти сразу. Я сжал его между пальцами. Резко. Больно. Она застонала. Всхлипнула. Но не попросила остановиться.
— Вот так, сука... — прошептал я. —
Показывай, как ты хочешь быть грязной. Как ты хочешь быть желанной. Не для мужа. А для меня. Вторая рука проскользнула под юбку. Колготки были плотными, но даже через них я чувствовал её тепло. Провёл пальцами по внутренней стороне бедра. Затем выше. Выше. До самого паха. Ткань была чуть влажной. Она уже начала мокреть. Просто от моих слов. От моих прикосновений. От понимания, что её трахнут. И она этого хотела.
— Ты хочешь мои пальцы внутри? — спросил я. — Скажи. Произнеси это. Скажи, что ты шлюха.
Она замялась. Затем прошептала:
— Да... Хочу. Засунь их внутрь. Пожалуйста...
Я не стал ждать. Резким движением я разорвал колготки у паха. Ткань треснула легко как бумага. Мои пальцы вошли в неё — медленно. Глубоко. Она простонала. Мышцы сжались вокруг них. Будто пытались удержать ощущение внутри себя. Чтобы оно не ушло. Чтобы осталось.
— Вот так, рабыня... — прошептал я. — Ты вся моя. Ты знаешь это. И я знаю это.
Она начала двигаться на моих пальцах. Медленно. Затем быстрее. Её голова упала на моё плечо. Дыхание стало короче. Горячее.
— Кончи для меня, — потребовал я. —
Кончи как шлюха. Как женщина, которую никто давно не трогал. Она задрожала. Её ногти впились в мою руку. И она кончила. Тихо. Как животное. Без криков. Без слёз. Просто тело сказало «да». Но я не закончил. Потому что знал — она тоже хочет большего. Что-то настоящее. Грязное. Я отпустил её грудь. Опустил руку ниже. Разорвал остатки колготок. Расстегнул свои штаны. Член выпрыгнул наружу — твёрдый, готовый. Она почувствовала его. Обернулась. Посмотрела. Не испуганно. Не с интересом. С предвкушением. Радом стояла старая машина без колес и дверей.
— Ложись, — сказал я. — На капот.
Она медленно подошла к машине. Опустилась на него. Юбка задралась до талии. Она лежала передо мной, раскрытая. Готовая. Я подошёл сзади. Обхватил её бёдра. Провёл членом по вагине. Мокро. Горячо.
— Ты хочешь, чтобы я вошёл? — спросил я.
Она кивнула. Не открывая глаз.
— Да... Пожалуйста...
Первый толчок — резкий. Глубокий. Без предупреждения. Она ахнула как будто ей дали под дых. Выгнулась. Застонала.
— Вот так, сука... Теперь ты моя. Теперь ты знаешь, что такое настоящий мужчина.
Я начал трахать её. Быстро. Жестко. Без права на отдых. Она двигалась мне навстречу. Не пытаясь контролировать процесс. Просто принимая. Как должна делать шлюха. Как делает женщина, которая знает: сегодня её выебут по настоящему. И она этого хочет.
— Скажи, что тебе нравится, — прошептал я. — Скажи, что ты хочешь быть использованной.
Она не ответила сразу. Потом прошептала:
— Нравится... Хочу быть использованной. Хочу чтобы меня трахали.
Я ускорился. Член врезался в самую глубину. Мышцы сжимались вокруг него. Она начала дрожать. Снова. Второй оргазм. Без подготовки. Без прелюдии. Просто потому, что я был внутри неё.
— Кончай, сука... — прошептал я. — Кончай, как последняя шлюха. Как женщина, которая больше не принадлежит себе.
Она застонала. Закусила губу, чтобы заглушить крик. А я продолжал. Трахал дальше. Пока не почувствовал, как внутри меня начинает накапливаться давление. Пока не понял — сейчас. Сейчас я заполню её собой. Когда я кончил, я сделал это внутри. Горячие струи врезались в самую глубину. Она почувствовала каждую каплю. Затаила дыхание. Затем расслабилась. Я вышел из неё. Она осталась лежать. Не двигалась. Только дышала. Глубоко. Тяжело. Как после долгого бега. Я застегнул штаны. Посмотрел на неё. Она не плакала. Не благодарила. Просто лежала. С закрытыми глазами. С мыслью, что этот день она никогда не забудет.
— Это был один раз, — сказал я. — Как ты и просила.
Она кивнула. Не открывая глаз.
— Да... Только один.
Она не встала сразу. Лежала на капоте, будто хотела сохранить ощущение подольше — тепло от моего семени внутри, запах пота и грязи, который теперь принадлежал ей тоже. Я стоял рядом, застёгивая штаны, и смотрел, как её грудь тяжело вздымается, как будто она только что пробежала марафон.
— Он скоро вернётся? — спросил я, имея в виду мужа.
Она покачала головой, всё ещё лёжа.
— Через пару часов. Сейчас он на работе.
Я молчал. Смотрел на неё. На её изломанное тело. На то, как она медленно приходила в себя. Она была не такой, как предыдущие. Не такая молодая. Не такая жадная до внимания. Но в ней было что-то другое. Что-то тёмное. Грязное. И я чувствовал, что не хочу уходить.
— Ты можешь зайти, — вдруг сказала она.
Я посмотрел на неё. Не улыбалась. Не играла. Просто предлагала. Как будто знала: это ещё не конец.
— У тебя кто-нибудь есть дома? — спросил я.
Она замялась. Затем прошептала:
— Мать. Больная. Но она всё время в комнате...
Я кивнул. Понял. Это было даже лучше. Мы шли молча. По узким улицам, где старые женщины сидели на лавочках и шептались, провожая нас взглядами. Кто-то знал её. Кто-то не знал меня. Но никто не сказал ни слова. Только собака лаяла где-то далеко, будто предупреждала: Не входи туда. Это место пахнет болью. Дом был старый. Деревянный. С облупившейся краской и треснувшим крыльцом. Она достала ключ. Открыла дверь. Посторонилась, пропуская меня вперёд.
