Данное произведение является оригинальным художественным вымыслом. Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения с реальностью случайны. Все персонажи совершеннолетние. Обезьяны изображены как антропоморфные существа с человеческим интеллектом, что исключает ассоциации с зоофилией.
Лесная прерия раскинулась под полуденным солнцем, словно зелёное море, колышущееся от лёгкого ветра. Воздух был густым, пропитанным запахом нагретой земли, спелых яблок и мёда диких цветов. Между высоких трав, в тени раскидистых дубов, двигались люди – босые, с кожей, позолоченной солнцем. Их руки, привычные к труду, ловко срывали сочные ягоды, выкапывали коренья, наполняя плетёные корзины дарами щедрой земли.
Лейла шла по краю поляны, её тонкие пальцы перебирали стебли душицы, собирая ароматные пучки. Каждый её шаг был лёгким, будто она танцевала с ветром, а не шла по земле. За ней, в двух шагах, следовал Дарин – высокий, с широкими плечами, покрытыми каплями пота, блестящими на солнце как роса. Его тёмные волосы, спутанные и длинные, падали на лицо, когда он наклонялся за особенно крупной земляникой, чтобы потом, с торжествующим видом, протянуть её Лейле. Она смеялась, принимая ягоду, и её смех сливался с жужжанием пчёл и шелестом листьев.
Они не были вместе долго – всего несколько месяцев, – но за это время между ними выросла та редкая связь, когда взгляда достаточно, чтобы понять мысли другого. Дарин ловил её улыбку, и в его глазах загорался тот самый огонь, от которого у Лейлы перехватывало дыхание. Он подошёл ближе, его пальцы коснулись её локтя, и на миг мир сузился до этого прикосновения, до запаха его кожи – тёплой, с лёгкой горчинкой дыма и мяты.
Идиллия раскололась в одно мгновение.
Сначала – далёкий крик, резкий, как удар хлыста. Потом второй, третий. Лейла вздрогнула, подняв голову. Дарин уже выпрямился, его тело напряглось, как тетива лука.
Из леса вырвались всадники.
Они появились внезапно, словно порождение кошмара – массивные, закованные в кожу и металл, с дубинками и сетями. Чёрные лошади, покрытые пеной, топтали траву, их копыта поднимали тучи пыли. Первой упала старая Майра – сеть накрыла её с головой, и она закричала, когда шимпанзе дёрнул верёвку, сбивая её с ног. Мужчина с корзиной фруктов бросился вперёд, но орангутан на скаку метнул петлю – верёвка обвила его шею, резко дёрнув назад. Тело упало, корзина перевернулась, и спелые ягоды рассыпались по земле, как капли крови.
Лейла не помнила, когда начала бежать. Её ноги сами понесли её вперёд, сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот разорвёт грудь. Дарин бежал рядом, его рука сжимала её ладонь так крепко, что кости ныли от боли.
— К лесу! – крикнул он, но его голос потонул в грохоте копыт.
Тень накрыла их сзади.
Лейла обернулась – и увидела всадника. Горилла в шлеме с шипами, его морда была искажена оскалом. Дарин резко толкнул её в сторону, и в тот же миг дубинка обрушилась на его плечо с глухим хрустом. Он рухнул на колени, но тут же попытался подняться, его пальцы впились в землю.
— Лейла, беги!
Но было уже поздно. Чьи-то мохнатые лапы впились ей в волосы, дёрнув назад. Боль пронзила кожу, и мир перевернулся – её швырнули на землю, лицом в дорожную пыль.
— Не дёргайся, грязный человек! – прохрипел голос над ухом.
Она успела увидеть, как Дарина волокут по земле, как из его рта течёт кровь, как его глаза, полные не страха, а ярости, смотрят на неё возможно в последний раз.
Потом на лицо набросили мешковину, и мир погрузился во тьму.
Жара.
Она проникала под мешковину, обжигала губы, заставляла веки слипаться от слёз и пота. Лейла дышала рвано, через раз, чувствуя, как песок скрипит на зубах. Колонна двигалась медленно — лошади фыркали, телеги скрипели, но чаще слышался только тяжёлый топот копыт по раскалённой земле.
Кто-то рядом застонал.
— Молчать! — рык гориллы, удар дубиной. Хруст.
Люди боялись обезьян, потому что те были сильнее. У них — когти, клыки, мышцы, что рвали верёвки, оружие. У людей — только мягкая кожа, хрупкие кости, пальцы, годные разве что для сбора ягод. Пока обезьяны ковали железо и строили города, люди бежали всё дальше — в леса, в степи, в земли, где не ступали копыта их лошадей. Они научились прятаться, но не сражаться.
Выстрел разорвал воздух внезапно.
Лейла дёрнулась, услышав крик. Мешок не давал видеть, но она узнала голос — это был мальчишка, совсем юный.
— Беги! — закричал кто-то.
Топот. Ещё выстрел.
— Попал! — взревел кто-то из обезьян.
Шлёпок тела о песок. Больше никто не пытался бежать.
Город встретил их запахом гари и гниющих фруктов.
Лейла зажмурилась, когда мешковину с её головы дёрнули прочь. Свет ударил в глаза — слепящий, жёлтый, как расплавленное стекло. Она закашлялась, вдыхая воздух, густой от дыма костров и чего-то сладковато-кислого — будто мясо, оставшееся гнить на солнце.
Толпа ревела.
Обезьяны — десятки, сотни — стояли по краям узкой улочки, ведущей к центру города. Одни орали, тыча пальцами в пленных, другие швыряли в них костями и кожурой. Шимпанзе в грязных передниках тащили телеги с тухлой рыбой, и этот запах смешивался с вонью человеческой мочи, сочащейся из деревянных клеток по сторонам дороги.
Лейла не смотрела по сторонам. Не хотела. Но краем глаза видела —
— Клетки.
Люди. Голые, сожжённые солнцем до черноты. Одни лежали неподвижно, другие метались, как звери, тряся прутья. У одной клетки стояла обезьяна и что-то кричала, тыча в человека палкой.
— Виселицы.
Три тела качались на верёвках. Двое мужчин, одна женщина. Повсюду большие таблички, гласящие: «Человеку здесь не место».
Караван двигался вперёд, вверх, к холму. На холме стояла огромная деревянная клетка.
Охранники распахнули дверь, и пленных затолкали внутрь. Лейла упала на колени, тут же вскрикнув — песок обжёг кожу. Она метнулась в сторону, и тут —
— Лейла.
Дарин.
Он был здесь. Живой. С лицом, распухшим от ударов, но живой. Они схватились друг за друга.
— Тише, — прошептал он ей в волосы. — Не смотри.
Но она уже видела.
За оградой, в тени навеса, стояла обезьяна в очках. Шимпанзе. В белом халате, запачканном чем-то бурым. Он что-то говорил двум охранникам, показывая на клетку тонкой палкой.
Один из охранников засмеялся.
Лейла прижалась к Дарину, осознав —
Их не будут убивать.
С ними сделают что-то хуже.
Подземелье дышало сыростью и щелочной горечью лекарств. Лейла сидела, прижавшись спиной к Дарину, его тёплая грудь была единственным лучом света в этой ледяной темнице. Они не знали, сколько дней провели здесь. Часы измерялись лишь редкими приходами охраны с едой да далёкими криками из других камер. Кормили их лучше, чем остальных и это пугало больше всего.
В коридоре глухо заревел рог. Шаги. Тяжёлые, с ленивым шарканьем по камню. Лейла невольно вжалась в Дарина, когда тень охранника легла на решётку.
— Вставай, мясо, — буркнул горилла, тыча дубинкой между прутьев.
Палка стукнула по глиняному полу в нескольких сантиметрах от её пятки. Дарин медленно поднял руку — не защищая, просто закрывая её собой. Охранник фыркнул, но прошёл дальше, стуча дубиной по решёткам. Где-то в темноте всхлипнула женщина.
— Не бойся, — прошептал Дарин ей в волосы.
Его голос дрожал.
Лейла сжала кулаки. Их ладони, сплетённые вместе, успокаивали девушку. Она не знала, что страшнее — эта тишина, или то, что их совсем не трогали.
Но хуже всего был звук, доносившийся иногда из глубины коридора. Скрип колёс. Металлических, с лёгким дребезжанием — как у тележки, на которой увозили людей и не привозили обратно.
Очередной приём пищи прошёл в тишине. Лейла ещё не успела проглотить последний кусок чёрного хлеба, когда решётка со скрежетом распахнулась. Охранник-горилла ввалился внутрь, звякая кандалами. Дарин инстинктивно рванулся вперёд, но тяжёлая лапа пригвоздила его к стене. Металлические браслеты сомкнулись на запястьях с глухим щелчком.
Учёный вошёл неспешно. Шимпанзе в очках, его белый халат неестественно белел в полумраке. Он опустился на корточки перед Лейлой, не удостоив Дарина даже взгляда. Холодные пальцы с короткими когтями приподняли её подбородок, повертели голову из стороны в сторону. Пальпировали шею, ключицы, рёбра. Движения были точными, безличными — как мясник осматривает тушу.
— Встань, — сказал он на ломаном человеческом.
Лейла не сразу поняла, что обращаются к ней. Учёный нетерпеливо щёлкнул пальцами, и охранник грубо поднял её за локоть. Дарин рванулся вперёд, кандалы звякнули, но шимпанзе даже не обернулся.
— Лейла! — голос Дарина сорвался на крик.
Дверь захлопнулась. Темнота коридора поглотила их — учёного, идущего впереди, охранника, толкающего её в спину, и Лейлу, спотыкающуюся на неровном полу. Где-то впереди капала вода, где-то вдалеке стонал человек.
