Стены новой камеры были просторнее, но от этого не становилось легче. Дарин сидел в углу, его спина была плотно прижата к стене, а пустой взгляд уставлен в одну точку. Он не говорил ни слова, даже когда Лейла осторожно прижималась к нему, пытаясь согреть своим телом.
Но сегодня все было иначе. Дверь распахнулась с грохотом, впуская в камеру яркий свет из коридора. Первым вошел профессор — тот самый шимпанзе в очках, с толстой папкой бумаг под мышкой. За ним следовала его помощница, аккуратно записывая что-то в блокнот, и двое охранников — массивные гориллы с тупыми, жадными глазами.
— Наконец-то, — пробормотал профессор, пробегаясь взглядом по бумагам. — Начнем.
Один из охранников шагнул к Дарину. Металлический щелчок — и кандалы сомкнулись на его запястьях, приковывая к железному кольцу в стене. Он даже не сопротивлялся, только глухо застонал, когда его руки растянули в стороны. Лейла инстинктивно отпрянула назад, но второй охранник уже схватил ее за волосы, резко притянув к себе. Его горячее дыхание, пахнущее гнилым мясом, обожгло ее шею.
— Нет! — ее голос сорвался на крик, когда толстые пальцы впились ей в бедра.
Первый удар был резким и грубым. Охранник даже не стал раздевать ее — просто разорвал лохмотья, оставив ее полностью обнаженной перед всеми. Его огромные руки перевернули ее, прижав к холодному полу, а колени грубо раздвинули ей ноги.
Лейла закричала, когда он вошел в нее.
Боль. Острая, разрывающая, заставляющая тело содрогнуться в мучительном спазме. Она рванулась, пытаясь вырваться, но его лапы держали ее как в тисках. Каждый толчок отдавался горячей волной внизу живота, заставляя слезы течь по щекам.
— Прекратите! — вдруг раздался хриплый голос.
Дарин. Он дергался на цепях, его лицо исказила гримаса ярости. Вены на шее набухли, а глаза горели безумием.
— Сволочи! Отстаньте от нее!
Профессор лишь поднял бровь, делая пометку в блокноте.
— Интересно, — пробормотал он. — Эмоциональный отклик.
Второй охранник, до этого стоявший в стороне, тяжело шагнул вперед.
— Моя очередь, — прохрипел он, толкая первого в плечо.
Лейла не успела перевести дыхание. Новые руки, еще более грубые, перевернули ее на спину. Второй охранник не стал церемониться — он просто приподнял ее за бедра и вошел снова, не обращая внимания на ее вопли.
Дарин ревел. Его крики сливались с ее рыданиями, заполняя камеру жуткой симфонией боли и унижения. Он рвал цепи, кровь стекала по его запястьям, но он не чувствовал ничего, кроме ярости.
А профессор все записывал.
— Продолжайте, — сказал он, когда второй охранник закончил. — Мы должны завершить серию.
Лейла уже не кричала. Она лежала на полу, дрожа всем телом, чувствуя, как по ее бедрам стекают теплые капли чужой похоти. Ее глаза были пусты, как и у Дарина когда-то.
Но он больше не молчал.
— Я убью вас... — его голос был хриплым, как скрежет камней. — Я убью вас всех...
Профессор улыбнулся.
— Замечательно. Зафиксируйте реакцию для следующего этапа.
Дверь захлопнулась, оставив их в темноте.
Лейла больше не плакала.
Её слезы высохли, оставив после себя лишь пустоту, холодную и бездонную. Она сидела, прижавшись к Дарину, но даже его тепло не могло разогреть оледеневшую где-то внутри душу. Его руки обнимали её, шепотом произнося слова, которые уже не имели смысла.
После очередного «эксперимента» охранники увели в кандалах разъяренного Дарина, Лейла не могла даже пошевелиться.
Дарин вернулся скоро. На нем не было новых ран, его не пичкали ядами и даже не избивали. Он сразу лёг, опустив тяжелые веки. Лейла легла рядом и заметила маленькую стеклянную ампулу в руке измученного юноши.
— Не трогай, — его голос прозвучал неожиданно чётко. Он не спал.
Лейла подняла глаза. В темноте она едва различала его черты, но видела — в его взгляде больше не было пустоты. Только решимость.
— Это дал мне профессор, — прошептал он, демонстрируя ампулу. — Говорит, это прекратит всё. Раз и навсегда.
Она поняла сразу.
— Нет... — её голос сорвался, хриплый, как скрип ржавой двери.
Дарин не ответил. Вместо этого его пальцы нашли её руку и вложили в неё что-то холодное. Лезвие. Маленькое, острое, с зазубренным краем. Скальпель.
Лейла замерла.
— Мы можем выбрать, — его дыхание стало прерывистым. — Но не то, что они предлагают. Я украл это для нас.
Шаги. Медленные, шаркающие, с лёгким цоканьем обувки по каменному полу. Лейла не подняла головы, когда дверь камеры со скрипом открылась. Она знала, кто это. Профессор. Он вошёл не один. За его спиной маячила массивная фигура орангутана — широкоплечего, с руками, свисающими ниже колен. Его маленькие глаза блестели, как мокрый уголь, а губы были растянуты в оскале, обнажая жёлтые клыки.
— Сегодня особый день, — сказал профессор, поправляя очки. — Мы переходим к новому этапу.
Он кивнул орангутану. Тот шагнул вперёд. Лейла даже не успела среагировать. Мохнатая лапа схватила её за волосы и дёрнула вверх, заставив вскрикнуть. В следующее мгновение её швырнули на пол лицом вниз. Колени орангутана впились ей в бёдра, пригвоздив к камню.
— Нет! — её голос сорвался на визг.
Орангутан не обратил внимания. Его пальцы впились ей в бёдра, раздвигая их с грубой силой. Лейла зажмурилась, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— Можете приступать, — сказал профессор, делая заметки в блокноте.
Дарин лежал неподвижно. Его лицо было каменным, но под тонкой кожей на висках пульсировали вены. Он видел, как орангутан склоняется над Лейлой, как его спина напрягается с каждым толчком. Слышал её сдавленные всхлипы, чувствовал, как воздух в камере становится густым от запаха пота и животной похоти. Но он ждал.
Орангутан застонал, его движения стали резче, беспорядочнее. Тело напряглось, потом обмякло. Момент слабости. Дарин двинулся.
Он вскочил так быстро, что профессор даже не успел вскрикнуть. Скальпель блеснул в воздухе — один точный взмах, и тёплая кровь орангутана хлынула на пол. Тот захрипел, схватившись за горло, но Дарин уже отшвырнул его в сторону. Профессор отпрянул.
— Ты... как... — его голос дрожал.
Дарин не стал отвечать. Его пальцы впились в горло шимпанзе, сжимая, пока хрящи не затрещали. Профессор бился, царапал ему лицо, но Дарин лишь сильнее сжимал пальцы.
— Это... за неё, и всех нас, — прошептал он.
Кровь липла к босым ногам Лейлы, оставляя на камнях алые отпечатки. Каждый шаг отдавался болью — рваные раны на бёдрах, содранные колени, но она бежала, цепляясь за руку Дарина.
— Налево! — прошептала она, сворачивая в узкий проход.
Её память, заточенная неделями плена, выхватывала из тьмы знакомые детали: трещину в стене здесь, ржавую решётку там. Лабиринт подземелий жил в её голове, как карта.
Сирена взревела внезапно, разрезая тишину. Жёлтый свет аварийных ламп замигал, бросая на стены их искажённые тени. Где-то позади раздался топот — сначала редкий, потом всё ближе, чаще.
— Быстрее!
Они рванули к свету. Дверь на поверхность была массивной, но поддалась после удара плечом. Солнце. Оно ударяло в глаза, ослепляя после вечной тьмы подземелья. Лейла зажмурилась, но Дарин дёрнул её за руку — медлить было нельзя. Деревянные доски навесного моста скрипели под ногами, качаясь над глубоким ущельем. Внизу копошились фигурки обезьян — уже заметившие их, уже кричащие.
Первый выстрел просвистел мимо уха.
— Не оглядывайся!
Они прыгнули с моста прямо на крышу конюшни, проломив гнилые доски. Лошади взбрыкнули, заржали, но Дарин уже схватил первую попавшуюся — без седла, без уздечки, только грива в кулаке.
— Садись!
Лейла вскочила на спину животного, впиваясь пальцами в шерсть. Дарин — следом. Ещё выстрел. Пуля пробила стену в метре от её головы. Конь рванул вперёд, вылетая из ворот прямо на узкие улочки города.
Обезьяны шарахались в стороны. Торговые лотки летели под копыта. Где-то позади орали динамики, призывая к поимке, но они уже мчались к воротам — к свободе, к родной прерии...
Конь мчался, как демон, подгоняемый свистом пуль. Лейла впилась пальцами в его гриву, чувствуя, как горячая кровь Дарина стекает по её руке.
— Держись! — крикнула она, но голос потерялся в грохоте копыт.
Обезьяны отставали. Их тяжёлые кони, закованные в доспехи, не могли угнаться за лёгкой степной кобылой. На миг показалось — вот он, шанс...
Хруст.
Лошадь споткнулась, подвернув ногу о здоровый корень. Они рухнули в пыль. Дарин поднялся первым, его лицо побелело от боли — пуля вошла чуть ниже лопатки, но он молчал.
— Беги, — прошептал он, толкая её к скалам. — Пещеры, там!
Лейла схватила его за руку:
— Нет! Вместе!
