Но я — я боялась. Потому что внутри меня жили две женщины. Одна — молодая, раскованная, с грудью, которая не умещалась в лифчик, с бёдрами, которые двигались так, словно они сами выбирали ритм. Она хотела быть замеченной. Хотела, чтобы мужчины оборачивались. Хотела, чтобы взгляды скользили по моему телу как ладони. Чтобы слова были жаркими, а прикосновения — ещё горячее.
А вторая — маленькая девочка, спрятавшаяся в уголке сознания. Сжавшаяся в комок, прячущая лицо в коленях. Та, которая помнила, как отец смотрел на неё слишком долго. Которая слышала, как он говорил, что она «слишком много времени проводит перед зеркалом». Которая знала, что её тело — опасное место. Не для других. Для неё самой.
И вот они боролись во мне. Каждый шаг был частью этой борьбы. Юбка плотно обхватывала бёдра, и каждый мой шаг отзывался в теле как удар. Ткань терлась о поверхность ног, и я чувствовала, как там снова начинает накапливаться тепло. Мокроватое. Настороженное. Готовое. Мне хотелось остановиться. Просто прислониться к стене, закрыть глаза и позволить себе почувствовать. Позволить пальцам скользнуть внутрь, потереть клитор до тех пор, пока всё внутри не сожмётся, не разожмётся, не станет легче.
Но я не могла. Не здесь. Не сейчас. Вместо этого я засунула руки глубже в карманы плаща, сжала кулаки. Попыталась удержать себя. Успокоить. Но тело не слушалось. Оно жило по своим правилам.
— Перестань, — прошептала я себе под нос.
Слова были направлены не наружу. Они были для неё. Для той, которая внутри меня двигалась, дышала, требовала внимания. Но я знала: чем больше я запрещаю, тем сильнее она становится. Когда я вошла в институт, меня встретил поток голосов, смеха, движения. Студенты сновали туда-сюда, как муравьи, с книгами, кофе и выражением лица, в котором читалось одно и то же: Давайте уже начнём и закончим.
Я пошла по коридору, чувствуя, как взгляды скользят по мне. Кто-то смотрел открыто. Кто-то — исподтишка. Кто-то — с интересом. Кто-то — с осуждением. Я знала этот взгляд. Особенно от девушек. "Ты слишком красивая, чтобы быть умной. Ты слишком женственная, чтобы быть серьёзной. Ты слишком... слишком всего. Это нечестно."
Может, и нечестно. Но это моя жизнь. Последняя пара была по химии. Лекционный зал. Запах старых учебников, доски, маркера. Запах мужчин, женщин, пота, духов. Запах учёбы. Рутины. Безопасности. И в центре всего этого — он. Преподаватель. Высокий, широкоплечий, с аккуратной щетиной и глазами, которые смотрели не как у всех. Он не просто читал лекцию. Он наблюдал. За аудиторией. За людьми. За мной.
Когда он начал говорить, я почувствовала, как внутри всё замерло. Голос — низкий, немного хрипловатый. Будто он говорил не только словами, но и чем-то ещё. Чем-то, что касалось кожи, даже если он находился на расстоянии. Я сидела на последнем ряду, но чувствовала, как его взгляд задерживается на мне чуть дольше, чем на других. Он не улыбался. Не делал намёков. Просто смотрел. И в этом взгляде было что-то знакомое.
Что-то, от чего мне стало страшно. И одновременно — очень, очень жарко. Он говорил о реакциях. О связях. О том, как атомы притягиваются друг к другу, несмотря на полярность. Я слушала, но не слышала. Его голос был фоном для моих мыслей — хаотичных, тревожных, слишком плотных, чтобы просто исчезнуть. Всё внутри меня горело. Не от слов. От него. Просто от его присутствия. От того, как он стоял у доски — уверенно, будто принадлежал не только этой аудитории, но и всему миру вокруг неё. От того, как его руки двигались — плавно, точно, как будто он проводил линии не только по таблице Менделеева, но и по моему телу.
Мне стало трудно дышать.
— ...и вот так происходит соединение между двумя элементами, которые, казалось бы, никогда не должны были встретиться, — закончил он.
Его голос звучал почти интимно. Как будто он говорил только со мной. Аудитория зашевелилась. Кто-то записывал, кто-то зевал. Я оставалась неподвижной. Сидела, скрестив ноги, но чувствовала, как давление между бёдер становится невыносимым. Ткань юбки терлась о кожу. С каждым вздохом всё хуже. Внутри — тепло, которое не проходило. Желание, которое не знало границ.
- Перестань, — повторила я себе.
Но это было бесполезно. После пары я осталась в аудитории. Другие студенты ушли, шурша бумагами и болтая о домашнем задании. А я медлила. Собирала вещи слишком долго. Старалась не смотреть на него. Но чувствовала — он знает. Что я жду чего-то. Или кого-то.
— Настя? — произнёс он.
Я замерла. Не ожидала, что он помнит моё имя. Не ожидала, что он вообще обращает на меня внимание.
— Да? — ответила я, стараясь звучать спокойно.
Но голос дрогнул. Легко. Едва заметно. Но достаточно, чтобы я сама услышала, как я боюсь. Он подошёл. Не спеша. Словно проверял, буду ли я смотреть ему в глаза или опущу взгляд первой. Я не опустила.
— Ты не дописала конспект, — сказал он, протягивая мне лист. — Возьми. Может, пригодится.
Я взяла. Наши пальцы задели друг друга. Коротко. Мимолётно. Но этого хватило. Где-то глубоко внутри всё сжалось.
Как будто кто-то потянул за верёвку, которую я пыталась перерезать.
— Спасибо, — сказала я.
И в этот момент поняла, что должна уйти. Прямо сейчас. Пока ещё могу. Но он не отпустил меня взглядом. Просто стоял. Смотрел. И в его глазах не было ни намёка на игривость. Только серьёзность. И вопрос, которого он не проговорил вслух. Ты хочешь этого?
— Вы... — начала я, но осеклась. — Вы всегда так заботитесь о студентах?
Он чуть улыбнулся. Не широко. Почти незаметно. Но я видела. И это пугало больше, чем его молчание.
— Только о тех, кто действительно слушает, — ответил он.
Я сделала шаг назад. Потом второй. Пятясь, как будто он был опасным животным, а не преподавателем. Но он не казался безопасным. Он казался тем, кто может разрушить то, что я так долго строила. Или защитить. Я не знала, что страшнее. Он не говорил меня остаться. Но и не отпустил.
Я стояла у двери, рука на ручке, но не поворачивала её. Мой пульс бился где-то в горле, горячий и быстрый. Воздух в аудитории стал гуще, плотнее, как будто мы были одни в комнате, которую заполнили не слова, а желания.
— Ты можешь уйти, — сказал он наконец.
Голос был спокойным. Но в нём проскальзывал вопрос. Я молчала. Потому что не знала, хочу ли уйти. Он обошёл стол, не сводя с меня глаз. Движения уверенные, почти хищные. Не потому что он хотел напугать — наоборот, он шёл ко мне, как будто знал, что я его жду. Как будто мы оба давно приняли это решение, просто не говорили вслух.
— Ты слушала меня внимательно, — произнёс он. — Больше, чем кто-либо из группы. Почему?
Я не ответила сразу. Потому что правда была слишком откровенной. "Потому что ты говоришь так, будто знаешь меня. Потому что твой голос вызывает во мне то, чего я боюсь чувствовать. Потому что ты смотришь на меня, как будто видишь всё". Вместо этого я только чуть приподняла подбородок.
— Мне интересно, — сказала я тихо.
Слишком тихо. Почти шепотом. Он остановился в шаге от меня. Достаточно близко, чтобы я почувствовала его запах — кожа, древесина, немного пота. Мужской. Спокойный. Уверенный.
— Что именно? — спросил он.
Его голос опустился ещё ниже. И в этот момент я поняла: он знает. Он всё время знал. Что я здесь не ради знаний. Не ради конспекта. А ради него. Мои соски набухли. Я чувствовала их через футболку — как два маленьких узелка, которые ждали прикосновения. Мои бёдра невольно сдвинулись вместе, пытаясь уменьшить давление внутри. Оно нарастало. Медленно, но неумолимо.
— Вы, — прошептала я.
Его бровь приподнялась. Только на мгновение. Потом он снова стал серьёзным. Холодным. Как будто проверял, дошла ли я до границы, за которую уже нельзя вернуться.
— Я не могу быть тем, кого ты хочешь, — сказал он. — Знаешь почему?
— Потому что вы мой преподаватель? — ответила я вопросом.
— И это тоже. Но больше всего — потому что ты не знаешь, чего хочешь на самом деле.
Его слова ударили точно. Потому что они были правдой. Он протянул руку. Не к моему лицу. Не к волосам. К моей груди. Пальцы замерли над тканью, не касаясь. Но тепло его кожи было рядом. Так близко, что я чувствовала, как соски дернулись в ответ.
— Ты хочешь, чтобы я тебя коснулся? — спросил он.
Я не ответила. Только сделала полушаг вперёд. И его пальцы легли на меня. На мою грудь. Сквозь ткань. Легко. Едва прикасаясь. Но достаточно, чтобы я задохнулась. Мои руки сами собой сжались в кулаки. Сердце забилось чаще. Внутри живота всё сжалось, потом размякло. Тепло стало плотнее. Гуще. Спустилось ниже, к лобку, к клитору, к тому месту, которое требовало внимания.
— Ты дрожишь, — заметил он.
— От тебя, — призналась я.
Его вторая рука легла на мою спину. Притянул ближе. Я оказалась вплотную к нему. Почувствовала его тело — твёрдое, живое, реальное. Его дыхание коснулось моего лба. Горячее. Ровное. Он не торопился.
— Почему ты пришла сюда, Настя? — снова спросил он.
Я закрыла глаза. Знала, что если скажу правду, то уже не смогу отступить.
— Потому что... мне нужен кто-то, кто не будет притворяться, что не видит меня.
Его рука скользнула вниз. По животу. По бёдрам. Остановилась на бедре. Затем — ниже. На внутренней стороне бедра, где кожа самая нежная. Самая чувствительная. Где даже самый лёгкий контакт отзывается болью и удовольствием.
