Коридор очень скоро превратился в настоящий лабиринт, но Лейла цеплялась за каждую деталь – трещину в стене, ржавчина на решётке вентиляции. Охранник толкал её в спину, когда она замедляла шаг. Учёный шёл впереди, его белый халат мерцал в полумгле, будто призрак.
Дверь в операционную открылась беззвучно. Яркий свет ударил в глаза – холодный, искусственный. Комната была заставлена стеклянными шкафами с пробирками, запах ударил в нос – спирт, формалин и что-то сладковато-гнилостное. В центре стояла кушетка с толстыми кожаными ремнями.
– Ложись, – сказал учёный, указывая на неё.
Лейла попятилась, но охранник схватил её за плечи и швырнул на холодный металл. Ремни захлопнулись на запястьях и лодыжках с глухим щелчком. Она дёрнулась – тело не слушалось.
Шимпанзе взял ножницы.
Лезвия блеснули перед лицом, затем – резкий звук рвущейся ткани. Холодный воздух коснулся кожи. Лохмотья упали на пол.
Тело Лейлы было совершенным вопреки грязи и синякам. Узкая талия, плавные изгибы бёдер, грудь, поднимающаяся частым дыханием. Кожа, несмотря на дни в заточении, сохранила золотистый оттенок – словно солнце не хотело её покидать.
Учёный наклонился. Его холодные инструменты скользили по лицу. Штангенциркуль измерял скулы, лоб, расстояние между глазами. Каждое число он записывал в блокнот, бормоча себе под нос.
Потом он перешёл ниже. Пальцы с короткими когтями сжали её бёдра, раздвигая их. Лейла зажмурилась.
– Интересно, – прошептал он.
Холодные пальцы ученого методично исследовали каждую деталь. Его когти оставляли белесые полосы на коже Лейлы, когда он измерял окружность ее груди, расстояние между сосками, угол изгиба ключиц. Каждое измерение сопровождалось бормотанием и записями в потрепанный блокнот с обезьяньими символами на обложке.
"Плечевой индекс: 0.92... Интересно," - пробормотал он, проводя линейкой по ее предплечью. Инструменты звякали на металлическом подносе - щипцы, расширители, что-то похожее на зонд.
Особенно тщательно он изучал таз - ладони с грубой шерстью между пальцами сжимали ее бедра, поворачивая под разными углами. Штангенциркуль щелкал, фиксируя расстояние между седалищными костями.
"Репродуктивный возраст, оптимальные параметры," - отметил он, проводя пальцем по внутренней стороне бедра. Лейла сжала зубы, когда холодный металлический инструмент коснулся её снизу. Ногти девушки впились в ладони, оставляя полумесяцы на коже. Где-то в углу капала вода, отсчитывая секунды этого унижения.
Ученый внезапно отступил, сняв очки и протерев их краем халата.
"Подготовьте образцы," - бросил он охраннику, указывая на шприцы на столе. Охранник-горилла заурчал в ответ, его желтые глаза скользнули по обнаженному телу девушки. Он взял со стола скальпель...
Лейла задержала дыхание, когда блеск скальпеля исчез за дверью. Облегчение длилось лишь мгновение — в операционную вошла самка шимпанзе в слишком большом белом халате, её тёмные глаза с вертикальными зрачками скользнули по обнажённому телу девушки без тени сочувствия. В её руках был металлический бикс, из которого учёный извлёк длинный стеклянный зонд.
— Расслабься, — пробормотал он, смазывая инструмент маслом.
Лейла не успела сжать бёдра. Холодное стекло вошло в неё резко, глубже, чем она ожидала.
Боль острая и жгучая, заставляющая живот сжаться в тугой узел. Она закричала, но звук потонул в новом, более страшном — из-за стены донёсся человеческий вопль, переходящий в булькающий хрип. Будто кого-то оперировали наживую.
— Интересная реакция, — отметил учёный, поворачивая зонд внутри неё. Его пальцы, обёрнутые тонкой резиной, щупали её живот, наблюдая, как мышцы сокращаются. — Переходим к стимуляции.
Самка подала ему другой инструмент — металлический, с круглым наконечником. Когда он коснулся клитора, Лейла дёрнулась так сильно, что кушетка затряслась.
— Нет! — её голос сорвался на визг.
Учёный вздохнул, как врач, уставший от капризного пациента.
— Тише. Мы только начали.
Он нажал кнопку на приборе.
Ток ударил в промежность, заставив девушку выгнуться в немом крике.
Тьма.
Лейла очнулась от того, что её тело дёргалось в мелких судорогах. Каждый мускул горел, будто через них пропустили раскалённую проволоку. Она попыталась пошевелиться — и тут же скривилась от боли между ног. Воспоминания хлынули лавиной: холодные инструменты, жгучий ток, чужие пальцы, копающиеся в её плоти... Она метнулась к углу, где обычно сидел Дарин. Пусто. Камера была пуста.
— Дарин? — её голос прозвучал хрипло, как будто она кричала часами. Только эхо ответило ей. Сердце забилось так сильно, что боль отошла на второй план. Она прижалась лбом к решётке, пытаясь разглядеть что-то в тёмном коридоре. Может, его увели ненадолго? Может, он вернётся?
Дверь в конце коридора скрипнула. Лейла отпрянула. Шаги. Тяжёлые, неуверенные. Потом — глухой стон, знакомый до мурашек.
— Дарин!
Дверь камеры распахнулась, и два охранника вбросили внутрь бесформенную массу. Тело ударилось о камень с мокрым шлепком. Лейла застыла. Дарин лежал на боку, его лицо было серым, как пепел. Губы шевелились, но звуков не было. А между ног... Кровь. Её было так много, что тряпки, в которые было завёрнуто его промежность, уже не впитывали её. Алая лужа растекалась по полу, цепляясь за неровности камня.
Лейла не помнила, как оказалась рядом. Её пальцы дрожали, когда она потянулась к нему, но не посмела дотронуться.
— Нет... — её шёпот был похож на скрежет. — Нет, нет, нет...
Дарин открыл глаза. Они были пусты. В них не было ни боли, ни страха — только бездонная пустота, как у рыбы, выброшенной на берег.
Лейла завыла. Это не был крик. Не плач. Это был звук, который рвался из самого нутра, разрывая горло, выворачивая душу наизнанку. Она билась головой о стену и царапала грудь.
Охранники переглянулись и ушли, хлопнув дверью.
