Он посмотрел на неё. Впервые за всё время в его глазах не было ни страха, ни боли — лишь принятие.
— Ты должна жить. Чтобы рассказать всем.
И тогда она побежала. Пещера приняла её, а на горизонте столбилась пыль под силуэтами десятка всадников. Лейла забилась в узкую расщелину, прижав колени к груди.
— Грязный человек! — рычал кто-то.
Удар. Ещё удар. Кнут свистел, рассекая плоть.
— Где она, это животное?! — вторили свисту кнута глухие голоса.
Она закусила руку, чтобы не закричать.
Пыль жгла легкие, смешиваясь с соленым привкусом слез. Лейла прижалась к холодному камню пещеры, чувствуя, как ее тело дрожит мелкой, неконтролируемой дрожью. Где-то там, в ослепительном солнечном свете, раздавались глухие удары. Каждый звук кнута, каждое хриплое дыхание доносилось до нее с пугающей четкостью.
Дарин стоял на коленях, его спина - сплошная кровавая масса. Но он поднял голову. Не к обезьянам, окружившим его с поднятыми кнутами. К пещере. К ней. Его губы шевелились, но ветер унес слова.
Глухой удар дубины о череп. Тело рухнуло на песок.
Она не могла закрыть глаза, не могла отвернуться. Должна была видеть. Должна была запомнить.
Обезьяны еще долго издевались над бездыханным телом, пока не устали. Потом привязали его за ноги к седлу и потащили к городу, оставляя на песке широкий кровавый след. Когда последний всадник скрылся за горизонтом, Лейла выползла из укрытия. Ее ноги подкосились, и она упала на колени там, где еще теплел песок, пропитанный его кровью. Ветер шевелил ее спутанные волосы, принося запах полыни и пороха. Где-то вдали кричали степные птицы. Мир продолжал жить.
Но не ее мир. Не тот мир, в котором человеческой расе нет места. Она подняла лицо к солнцу.
"Я вернусь", - прошептала она, глядя в сторону, где исчезли убийцы. - "Мы все вернемся".
