Разговор Ивана с родителями, казалось, должен был стать настоящей битвой аргументов, но, к его искреннему удивлению и огромному облегчению, он промелькнул, как лёгкий, долгожданный бриз в душный день. Недавнее обострение ситуации в Сане стёрло все сомнения, словно ластиком. Автоматные очереди, прорезавшие раскалённый, вязкий воздух так близко, что их звонкие, леденящие душу отголоски эхом разносились даже за толстыми, казалось бы, надёжными стенами посольства, оставили в душе Ивана глубокий, кровоточащий след. Он всё ещё слышал этот пронзительный свист пуль, чувствовал дрожь земли под ногами, видел перед глазами мелькающие тени паники. В этот момент мысль отправить сына подальше от Йемена, пусть даже в середине учебного года, казалась им не просто разумным решением, а настоящим спасением, бесценным билетом в другую реальность, где нет постоянного страха и звона оружия.
А тут ещё и щедрое, почти неправдоподобное предложение семьи Марселя — провести отпуск в относительно безопасном (хотя украинские дроны, словно незваные, но настойчивые гости, время от времени всё же нарушали спокойствие, напоминая о хрупкости мира) и невероятно живописном Крыму, на борту их собственной, роскошной яхты. Это было слишком заманчиво, чтобы отмахнуться, слишком прекрасно, чтобы казаться правдой. Сердце Ивана замерло от предвкушения. Конечно, были долгие, обстоятельные разговоры о безопасности, о тщательно продуманном маршруте, который должен был быть расписан буквально по минутам, о постоянной связи, которая должна была быть крепче пуповины, соединяющей их с сыном. Родители Ивана, особенно мать, не могли скрыть своего беспокойства, её глаза метались от сына к отцу, пытаясь найти хоть какую-то гарантию его безопасности. Отец же, наоборот, старался быть спокойным и рассудительным, объясняя, что это лучший выход из ситуации. Но в конце концов, Иван получил заветное разрешение, словно сокровище, добытое после долгих, изнурительных скитаний по пустыне. Чувство свободы, обрушившееся на него, было почти осязаемым, как глоток свежей воды после долгих дней жажды.
Сборы были стремительными, будто ураган, проносящийся над опустошённой землёй, но каждый предмет, уложенный в чемодан, был пропитан нетерпеливым ожиданием, сладким предвкушением новой, неизведанной жизни. Иван буквально летал по комнате, собирая вещи, его руки дрожали от волнения. Перелёт из Саны в Москву, а затем в Симферополь, казался бесконечной пыткой, каждый час которой тянулся, словно вязкий, густой мёд, прилипающий к душе. Иван постоянно смотрел на часы, отсчитывая минуты, нервно теребя край своей футболки. И всё же, каждая минута этого пути приближала их к заветной цели, к морю, к солнцу, к покою. Воздух в самолёте, несмотря на работающие на полную мощность кондиционеры, упорно хранил в себе едкий, удушающий запах йеменской пыли и пороха, словно призрак покинутого пекла, преследовавший его по пятам. Но мысли Ивана уже были далеко, они словно птицы уносились вперёд, рисуя в его воображении яркие, сочные картины бескрайнего Чёрного моря, ласкового бриза, что ерошил волосы, и солёных брызг, оставляющих на губах приятный, освежающий привкус свободы. В его сознании уже танцевали золотые блики на волнах, и слышался крик чаек, предвещающий новую, безмятежную главу жизни, полную приключений и радости.
Когда самолёт, словно огромная белая птица, с лёгким толчком наконец приземлился в Симферополе, первое, что поразило Ивана, было нечто почти нереальное, что-то, во что он с трудом мог поверить. Чистый, прохладный воздух, напоенный незнакомыми, но удивительно притягательными запахами цветущих трав и чего-то неуловимо «родного», будто нежное, давно забытое прикосновение к детским воспоминаниям. Иван глубоко вдохнул, и его лёгкие наполнились этой свежестью, которую он не чувствовал так давно. Здесь не было вездесущего запаха пороха, не было этой удушающей, пыльной взвеси, что днём и ночью закрывала небо, превращая его в мутный, безжизненный купол, под которым так трудно было дышать. Просто голубое, бездонное небо, словно открытая книга, обещающая новые истории, и ласковый, лёгкий ветерок, играющий в волосах, несущий с собой обещания покоя и обновления. Это было похоже на пробуждение после долгого, кошмарного сна, когда каждый вдох приносит неимоверное облегчение, а на сердце разливается тепло. Иван почувствовал, как с его плеч упал невидимый груз, и на его лице появилась счастливая, почти детская улыбка.
В аэропорту их уже ждал отец Марселя – Михаил Сергеевич, словно маяк в бушующем море, твёрдо стоящий на земле. Он был высоким, подтянутым мужчиной, чьи широкие плечи выдавали давнюю привычку к физическим нагрузкам и, возможно, долгие часы, проведённые под парусом. Его карие глаза светились добротой и радостью, а лёгкая седина в висках лишь добавляла ему благородства, придавая чертам лица сходство с повзрослевшим Марселем, но с более глубокими морщинками вокруг глаз, рассказывающими о пережитом опыте. На нём была светло-голубая рубашка-поло, подчёркивающая его загорелую кожу, и светлые брюки, выдающие его непринуждённый, отпускной настрой, словно он уже был готов к приключениям. Он крепко обнял сына, словно тот вернулся из далёких, опасных странствий, и дружелюбно, но крепко потрепал Ивана по плечу, его прикосновение было тёплым и ободряющим, словно обещание защиты.
"Привет, парни! Ну что, добрались наконец из вашей жаркой Саны? Готовы к настоящему отдыху, к купанию в ласковых волнах, к прохладному бризу, что развеет все тревоги и унесёт прочь воспоминания о пыли и дыме?" – его голос звучал бодро, словно журчащий ручей, наполненный энергией и жизнелюбием, предвкушением долгожданного отпуска.
"Готовы, пап! Ужасно соскучились!" – воскликнул Марсель, его глаза сияли от счастья. Он и Иван стояли рядом, два подростка, полных энергии и предвкушения. На них были короткие шорты, открывающие вид на играющие мышцы ног, уже тронутых лёгким загаром, свидетельствующим о южных широтах, из которых они прибыли. Их молодые лица светились искренней, неподдельной радостью, а в глазах – нетерпеливое ожидание приключений, которые, казалось, вот-вот начнутся.
"Здравствуйте, Михаил Сергеевич!" – Иван, несмотря на всю свою радость, чувствовал лёгкое стеснение, но глубоко в душе понимал, что напряжение последних месяцев начало медленно отступать, словно тающий снег под весенним солнцем, оставляя после себя лишь ощущение свежести и обновления. Наконец-то он мог дышать полной грудью, не опасаясь внезапных взрывов и выстрелов, не оглядываясь через плечо.
"Здравствуй, Ваня! Рад тебя видеть! Ну что, не будем терять ни минуты, ведь время – драгоценный песок, утекающий сквозь пальцы, и каждый миг нужно ценить. Нас уже ждёт машина, а наша «Синяя птица» не терпит, она рвётся в открытое море, словно необъезженный конь, чувствующий свободу! Море зовёт, и мы должны ответить на его зов, оно ждёт нас!" – Михаил Сергеевич махнул рукой в сторону выхода, приглашая их поскорее окунуться в новые приключения, в безбрежный мир морских просторов.
Они сели в просторный чёрный внедорожник, который, словно быстрый конь, умчал их из аэропорта, прочь от суеты и шума. Дорога до Ялты пролегала по невероятно живописным местам, словно страницы ожившей сказки, где каждый поворот открывал новую, захватывающую дух картину. Из окна открывались завораживающие виды на бархатные, зелёные холмы, укутанные в объятия сосновых лесов, воздух которых был напоён ароматом хвои и смолы, свежий и опьяняющий. Солнце ласково гладило вершины деревьев, создавая причудливые тени. А затем, за очередным поворотом, перед ними открылась бескрайняя синева моря, мерцающая под ласковыми лучами летнего солнца, словно огромное, драгоценное полотно, сотканное из сапфиров и изумрудов. Иван прильнул к стеклу, его глаза расширились от восхищения. Он вдыхал полной грудью, будто впервые в жизни ощущая запахи свободы и спокойствия, запахи новой, безмятежной жизни, которая только начиналась. Он чувствовал, как с каждым километром от него отступает тревога, уступая место предвкушению чего-то нового, светлого и удивительного, чего-то, что навсегда оставит след в его душе.
"Наконец-то… Настоящее небо", – прошептал он, его голос был полон изумления, почти благоговения, будто он только что открыл для себя это простое, но такое невероятное чудо. Небо без следов порохового дыма, без тяжёлых туч страха, просто чистое, бездонное небо, обещающее лишь мир и безмятежность. На его лице играла улыбка, какой не было уже очень давно, улыбка истинного счастья.
